Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря
— В целом…. нет, — сдержанно ответил я, испытывая непреодолимое желание привселюдно надрать ему уши. Мало того, что он совершенно бесцеремонно слово у меня отобрал, так еще и эмоциональную окраску списка первоочередных мероприятий изменил до неузнаваемости.
— Хорошо, — спокойно произнес он.
Больше я от него ничего не добился. Ни в тот вечер, ни потом. Ни словесно, ни мысленно. В голове у него постоянно блок стоял. По крайней мере, в моем присутствии. Поначалу я даже обрадовался — и тому, что он мои слова об осторожности всерьез воспринял, и тому, что так быстро научился ставить его и удерживать. Но постепенно этот непривычный барьер между нами начал вызывать у меня глухое раздражение. Я же не со мной просил его осторожничать!
— Ты не слишком ли усердствуешь? — спросил я его однажды по дороге в школу.
— В чем? — рассеянно поинтересовался он, глядя прямо перед собой.
— В маскировке мыслей, — уточнил я.
— Ты сам говорил о бдительности, — невозмутимо ответил он. — Наблюдатель не будет предупреждать меня о времени своего появления.
— Да как он сможет в машине на полном ходу оказаться? — бросил в сердцах я.
— Ты уверен, — обратил он на меня прохладный взгляд, — что знаешь все их возможности?
— Может, и не все, — скрипнув зубами, ответил я. — Но мысли ваши им, вроде, недоступны.
— Не наши, а Дарины, и не им, а ее наблюдателю, — все также бесстрастно поправил он меня. — И она об этом даже не от него узнала.
— А от кого? — нахмурился я, гадая, кто из двоих ее благодетелей на этот раз в гонке за ее благосклонностью вперед вырвался.
— А тебе это зачем? — надменно вскинул он брови.
— Что значит — зачем? — вспылил я. — Может, меня твоя жизнь все же немного касается? Те, о ком ты говорить не хочешь, уже допартизанились за моей спиной, а отдуваться мне, между прочим, первому пришлось. Теперь еще и ты туда же?
— Я просто упражняюсь в умении хранить тайны, — изогнул он губы в пародии на улыбку. — Заранее, чтобы повысить свои шансы на ваше признание. На нем ведь все ваши действия на земле держатся, я ничего не перепутал? Но, в отличие от вас, я не вру — я просто не говорю правду.
Я не нашелся, что ответить, и всю оставшуюся дорогу подбирал особо красочные выражения, чтобы показать Тоше, насколько уродливо гипертрофированные формы приобретает в сознании подрастающего поколения пример безрассудности старших. На что этот подлец глубокомысленно заявил мне, что в случае нашего непробиваемого наблюдателя тактика Игоря вполне может оказаться наилучшей.
А вскоре я заметил, что глубокий и постоянный камуфляж Игоря вызывает беспокойство не только у меня — судя по ощущениям, наблюдатель наш прямо трясся от злости. Не скажу, что меня это расстроило — никто не мешал ему если и не самому, то хоть в ответ на сближение пойти, на что у других его коллег ума хватило — но кто его знает, под каким соусом он это в отчете преподаст?
Игорь в ответ на мое замечание только плечами пожал.
— Пусть докажет, — насмешливо бросил он, дернув уголком рта, — что это у меня не новый талант сам собой появился. Моя способность вас ощущать и ложь распознавать ни у кого, по-моему, никаких возражений не вызвала.
Опять мне нечего было ему возразить. Кроме неосторожной фразы о том, что первый шаг к сближению обычно делает более мудрый. После которой он глянул на меня так, что я вдруг обрадовался, что больше не могу свободно и беспрепятственно заглядывать в его мысли.
Одним словом, пришлось нам с Татьяной учиться общаться с ним так, как это делают обычные родители с обычными детьми. В смысле, говорить. Нет, скорее, пытаться говорить. Без особого успеха. Честное слово, с ним легче было, когда он бесился! Тогда он хоть скандалил — хоть орал и дверьми хлопал, но все же выплескивал, что на душе накопилось. Сейчас же на все наши попытки расшевелить его он отвечал тихо, спокойно и вежливо — и, как правило, апеллируя к одной из моих фраз в той злополучной воспитательной беседе после нашего возвращения. Причем так, что при неизменной форме смысл ее оказывался направленным против нас.
Однажды Татьяна не выдержала.
— Игорь, зачем ты это делаешь? — устало спросила она как-то после ужина, прошедшего в наших настойчивых расспросах и его односложных ответах.
— Что именно? — вежливо приподнял он брови.
— Отталкиваешь нас, — озвучила она мысль, которая и у меня не раз уже мелькала.
— Я учусь уважать принцип занятости каждого строго своими делами, — любезно проинформировал он ее. — В надежде, что мои старания приблизят день принятия меня в высокое общество.
Татьяна испуганно зыркнула по сторонам, потом на меня. Я успокаивающе кивнул ей. Игорь презрительно скривил губы, опустив глаза.
— Но ты же ничего о нем не знаешь, — продолжила Татьяна с непонятно из какого источника черпаемым терпением. — Отец мог бы рассказать тебе…
— Не нужно, — живо возразил ей Игорь. — Намного разумнее подождать, пока ему дадут позволение на это.
— На то, чтобы вывести вас из-под удара не так давно, — вспылил я, не сдержавшись, — мне никакого позволения не понадобилось.
— Мне очень жаль, — повернулся он ко мне, чуть склонив голову, — что я доставил вам столько неприятностей. Я просто не знал о своей научной ценности. Но теперь, когда все проблемы, связанные со мной, переданы в другие, более доверенные руки, ты можешь спокойно вернуться к своим основным обязанностям.
— Да что же ты говоришь? — В голосе Татьяны послышались слезы.
Я дернулся в сторону Игоря, и в его глазах мелькнуло первое за все это время чувство — радостного ожидания. Придушить я его, конечно, придушу, но Татьяна же между нами втиснется! От охраняемого человека руки у меня сами собой отдернутся, а вот у него от меня — это большой вопрос. Судя по колючей волне, даже через блок пробившейся. Не хватало еще, чтобы меня собственный сын в нокаут послал!
— Ты же вообще ничего не знаешь! — взяла тем временем себя в руки Татьяна. — Только наблюдатели появились, твой отец им прямо в лицо заявил, что в отношении тебя ни один шаг без его ведома предпринят не будет. Сколько он просил, чтобы ему позволили все тебе рассказать!
— И как я заметил, — саркастически вставил Игорь, — все его слова нашли глубокий отклик.
— Правильно, не нашли, — кивнула Татьяна. — И за это ты на него вину возлагать будешь? За то, что он столько лет умудрялся как-то обходить все эти запреты? За то, что он учил тебя, отвечал на
