Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры

— Ученик? Да, наверное. Как и я тебе, — кивает Ракот. — Мне кажется, что мы можем многому друг от друга научиться. Друг от друга, — повторяет он.

— Ты знаешь моё настоящее имя?

Ракот кивает.

— Ты мне открылся.

— Так называет… называла меня только Сеамни.

Воин в чёрных доспехах кладет руку на плечо Императору.

— К этому не привыкнешь. — Он понижает голос: — Ты должен был остаться там, внизу, но, верно, горел слишком жарко и ярко. Котёл не выдержал. Ну и я помог, самую малость. Уже после того, как твоё пламя помогло вырваться и мне с братом.

— Так я…

— Да. — Ракот смотрит прямо в глаза Императору. — Ты — дух, хранитель нового мира. Мой тебе совет — отыщи Храм Океанов, с ним ничего не должно было случиться. Тебе найдётся о чём поговорить с его Хозяйкой. Ну и я тебя не оставлю.

— Моё тело. Оно…

— Только когда я рядом, — перебивает Ракот. — Большего не проси. Не могу.

— Просить не стану. — Император гордо вскидывает голову.

— Да, мы не просим, мы берём сами. Но с братом я всё-таки тебя познакомлю.

Хедин ошеломленно огляделся.

Тела нет. Далеко под ними — мир. Новый мир. Слитый из двух старых.

Ни в Эвиале, ни в Мельине не осталось и следа гнили. Чёрная пылающая волна, выплеснувшаяся из Разлома, прокатилась по занятым козлоногими землям, не оставив после себя ничего живого. Но всё же это была земля, а человеческие руки и пот рано или поздно оживят её.

Ловушка Игнациуса лопнула, не выдержав соударения миров. Чудовищные жернова перемололи хитроумно сплетённые заклинания, и братья-боги оказались на свободе.

Никогда ещё за всё время своей «власти» над Упорядоченным Хедин не был настолько близок к гибели. Никогда ещё не замирал так надолго перед бездной, никогда не смотрел столь пристально в многоглазую личину Ничто, терпеливо, словно подколодная змея, ожидающую редкостную добычу.

Разламывающая боль. Тела нет — распалось и вернётся не сразу.

Брат где-то рядом. Ему, кажется, досталось больше, однако он не один — с ним ещё некий дух, бывший ещё совсем недавно человеком. Они о чём-то говорят, и Хедин с удивлением чувствует нечто вроде узнавания — Ракот обрёл своего Хагена.

Вернее, нет. Не просто ученика. Нечто большее, много большее.

Друга.

Где-то рядом и Хаген. С ним ничего не случилось, Познавший Тьму уже чувствовал это.

Наваливались бесконечные «дела», неисчислимые тревоги неутихающей войны, и Новому Богу некогда было даже перевести дыхание.

Пройти по следу развоплотившегося Спасителя.

Выяснить, что случилось с Эйвилль.

Узнать, сработала ли его ловушка — вампирша должна указать дорогу к Дальним. Следов не могло не остаться.

Это также не терпит отлагательств.

Но это уже обычные заботы и тревоги…

— Сильвия! Ты слышишь меня? Очнись, дочка, очнись!

Твёрдый камень, холодный, ледяной, но воздух над ним тёплый и нежный. Но странно густой, словно вода — нет, пожалуй, это не воздух, это именно вода, разреженная и смешанная с аэром до такой степени, что ею можно дышать.

Сильвия открывает глаза, с усилием приподнимает веки.

Не хочу говорить, не хочу шевелиться. Хочу просто дышать.

— Очнулась, — облегчённо вздыхает Наллика, устало роняя руки. — Как же мы тут все испугались…

Последняя из Красного Арка не спрашивает, что случилось. Это совершенно неважно. Хранительница Эвиала выполнила обещание.

— Ты больше не чудовище, не монстр. — Наллика быстрым движением утирает глаза. — И не Хозяйка Смертного Ливня. Он сгорел в им же подпитывавшемся пожаре. Зажжённом при помощи твоего фламберга.

Сильвия не хочет ни двигаться, ни отвечать, ни даже улыбаться. Она сейчас — словно золотая рыбка, вновь оказавшаяся в родной стихии.

Наллика склоняется над ней, что-то говорит, ласково и успокаивающе. Сильвия вновь зажмуривается.

Кажется, первое желание у неё появилось.

Спать.

А потом… ведь ей откроются все дороги. Пусть нет ни фламберга, ни золотой пайцзы, ни крупинок драконьего Кристалла, нет даже Смертного Ливня — но осталась память последней из Красного Арка, а это тоже немалого стоит.

Может, она останется здесь, в Храме Океанов. Может, отправится странствовать по миру. А может — выберется и за его пределы, посетив, в частности, знаменитую Долину Магов. Игнациус, чувствовала она, больше не будет помехой.

Что осталось, что даровано? Что взращено тобой, а что посеяно?

Дорога длинна, бесконечна, опасна. Но она осилит ее.

Дно Миров. Некогда здесь прошёл отряд Клары Хюммель, некогда именно здесь очутились Ниакрис и её отец — а сейчас, пробив небеса, сюда медленно падала огромная иссиня-чёрная скала, словно наконечник сломанного копья. Неведомая сила плавно опустила агатового исполина наземь, камни застонали, раздвинулись, подались, принимая невиданную тяжесть.

Но вот — стихли последние скрипы и стоны, воцарилась тишина, и любопытные обитатели Дна рискнули сунуться к странному пришельцу.

Безмолвие нарушил негромкий безнадёжный плач — так может рыдать любящая дочь, потерявшая отца, уже почти смирившаяся с утратой, но всё равно, заливающаяся слезами всякий раз при одном воспоминании об ушедшем.

Множество глаз видели, как из трещины в скале выскользнул серебристо-жемчужный дракон. Израненный, он всё равно оставался прекрасен.

Кто-то из живности прыснул в разные стороны — дракон внушал инстинктивный, необоримый ужас.

Он не летел, он медленно, из последних сил ковылял — но всё равно, даже самые сильные и злобные из обосновавшихся на Дне не дерзнули заступить ему дорогу.

Сделав круг, дракон вернулся обратно. И одним огненным выдохом закрыл за собой трещину.

А если бы жители Дна Миров смогли увидеть, что творится внутри каменного исполина, то их взорам предстало бы, как жемчужный дракон осторожно обвивается вокруг темного неподвижного тела на полу, обнимает, прижимается — и, уронив голову на лапы, смежает грозные очи, погружаясь в вечное ожидание.

Спи, Разрушитель. Пусть будет спокоен твой сон. Ты всё свершил, всё успел. Цена? — не бывает цены у такой победы. Отдал всю кровь. Всего себя.

Искупил, чего было искупать.

Спи. Ты знаешь, что твоя дочка — рядом, что она не покинет тебя.

Спи, до той поры, пока не изменятся круги этого мира, пока он не станет совсем, совсем другим.

И пусть последним, что задрожит на внутренней стороне смежившихся век, будет новое солнце над новым миром — миром, составившимся из Мельина и Эвиала.

Спи.

Я буду рядом, я охраню твой сон. Я, твой отец, Витар Лаэда. Ты слышишь меня? — нет, конечно же, нет. Ты теперь дух, как и я, но скован куда более крепкими цепями. Я не жду, что ты пробудишься — даже духи, вроде бы «бессмертные», на самом деле не таковы и истаивают со временем. Истаю и я, не дождавшись твоего пробуждения — не в пределах этого мира совершится оно, я не надеюсь.