Кэйтлин Кирнан - Беовульф

— Мне не почудилось? — спросил он у жены. — Победа?

Вальхтеов не ответила. Она стояла у окна и мяла в руке платок. Подарок короля, драгоценный шелковый платок из какого-то южного края, всегда залитого солнцем. Оттуда, где чернокожие люди разъезжают верхом на странных животных.

Дверь спального покоя распахнулась, хлопнув о стену. Ворвался Вульфгар, королевский герольд. Глаза его горели ликованием.

— Государь! Господин мой Хродгар! Государыня! Победа! Беовульф убил демона. Грендель мертв.

— Хвала Одину, — вздохнул Хродгар и схватился за грудь, унимая бешеное биение сердца. — Зови бардов, Вульфгар. Оповести народ. Предстоит день торжества, невиданного праздника.

— Слушаю, государь. — И Вульфгар исчез, не закрыв за собою дверь.

Хродгар глядел ему вслед, все еще опасаясь, что сейчас проснется, узнает о смерти Беовульфа и увидит Гренделя. Он вылез из постели, подошел к окну, остановился рядом с королевой. Она перестала терзать шарф, в глазах ее стояли слезы, взгляд устремился в окно. Хродгар осторожно положил руку на ее плечо, и она вздрогнула.

— Ужас миновал, — сказал король, перемещая руку от плеча к ее груди. — Идем в постель. Раздели со мной час торжества, дорогая.

— Не трогай меня. — Она грубо оттолкнула его руку. — Ничто не изменилось. Ничто.

Хродгар закусил губу.

— Королевство нуждается в наследнике. Мне нужен сын, Вальхтеов. — Он придвинулся к ней вплотную, она отступила к окну. — Черные дни миновали, ты должна исполнить свой долг. Иди в постель, моя радость.

— Мой долг? — Она резко повернулась к нему и выпустила из рук платок, он упал между ними. — Не надо говорить о моем долге, государь. Я не слушаю и не слышу.

— Ты моя жена! — начал Хродгар, но остановился, увидев гримасу холодного презрения на лице Вальхтеов. Он невольно опустил глаза и уставился на яркое пятно на полу, на упавшую ткань.

— Гадкий старикашка! — с ненавистью прошептала Вальхтеов. — Судьба послала тебе героев, освободивших тебя от несчастья, и ты хочешь свалить меня в постель и обрюхатить?

Хродгар медленно вернулся к кровати, сел на постель, глядя перед собою на пол.

— Вальхтеов, почему мне не позволено насладиться этим моментом после всех пережитых невзгод?

Она повернулась к нему спиной, уставилась в окно.

— Наслаждайся, государь, любая радость к твоим услугам, но только без меня.

— Зря я тебе сказал, — пробормотал он, сжимая сморщенные жирные пальцы в хилые старческие кулачки. — Это должно было оставаться моим секретом.

Вальхтеов засмеялась горько и презрительно.

— Государь мой Хродгар мудр безмерно. Задним умом силен.

Тут со стороны Хеорота донесся новый звук: стук молота.

* * *

— И с чего это тебе взбрело в умную голову? Он тебя, часом, по голове не стукнул? — поинтересовался Виглаф.

— Что же тут неясного, дорогой Виглаф?— между ударами ответил Беовульф. — Чтобы все видели. — Он взгромоздил на один из пиршественных столов колченогую табуретку, вооружился кузнечным молотом и подобранным с пола здоровенным гвоздем-костылем, вырванным из потолочной балки, взобрался наверх и прибивал к резной деревянной колонне лапу чудовища. Каждый удар по железному шипу рассыпал вокруг яркие искры.

— Восхищен. А не скажешь, с какой целью?

Беовульф опустил молот, стер пот со лба.

— Им захочется видеть доказательство. Вот и пусть смотрят.

— А на полу это доказательство хуже видно?

Удары возобновились. Их сопровождал

смех Беовульфа.

— Тебе хочется ко мне придраться, Виглаф. Совсем ты в сварливую старуху превратился.

— Я просто сомневаюсь, что королю Хродгару и королеве Вальхтеов понравится такое украшение их парадного зала.

Беовульф слез с табуретки, отошел назад, любуясь своей работой:

— А что? Чем хуже, скажем, кабаньей головы с клыками или оленьей с рогами? Или, скажем, моржовой с бивнями? Лапа демона с когтями, весьма неплохо, очень живописно.

— Государь мой, скажу по секрету: она ужасна, отвратительна! Все равно что присобачить к стене человеческую руку!

Беовульф перевел удивленный взгляд со своего шедевра на Виглафа.

— Виглаф, ты был вплотную с этим демоном. Что, скажешь, он похож на человека? Какой же он человек, я тебя спрашиваю?

— Я не говорю, что он человек, но лапа эта почти как человечья рука.

Беовульф снова засмеялся, перевел взгляд с молота на свисающую со столба руку-лапу.

— Пусть полюбуются. Пусть увидят, что я в эту ночь сотворил. Пусть видят все, чтобы не было ошибок. Сегодня здесь, под этими сводами дрались герои. Они уничтожили большое зло. Четверо погибли.

— Да, Беовульф, четверо погибли, — повторил Виглаф, чувствуя напряжение в голосе Беовульфа и желая его снять. — Они все еще ждут погребения, а ты занят своим... трофеем.

Беовульф засмеялся странным смехом, каким-то хрупким, нервным, каким смеются сумасшедшие и воины, видевшие слишком много ужасов, но не заслужившие отпущения смертью.

— Перестань, Виглаф. Ты как бабка старая. Не слышу, чтобы Хандскио или Map жаловались, — он махнул молотом в сторону лежащих на полу трупов. — Скоро мы проводим их в последний путь. Один Длинная Борода[50] не закроет перед ними двери, и места за его столом их ждут.

Продолжая смеяться, Беовульф нанес еще несколько ударов по костылю, забивая его глубже в колонну.

От звуков этого смеха волосы на затылке Виглафа поднялись дыбом. Он гадал, не вышла ли с кровью Гренделя какая-то темная магия, не проникла ли в разум Беовульфа. Кровь все еще сочилась из лапы чудовища, и какой в ней содержался яд? Кровь прочерчивала на колонне причудливые зигзаги, следовала резному узору, огибала завитки. Виглаф всмотрелся в резной рельеф: вот великий Один висит в ветвях Мирового Ясеня, Иггдрасиля, пронзенный собственным копьем Девять ночей и девять дней муки, чтобы постичь мудрость девяти песен, дающую власть над девятью сферами, добиться дара восемнадцати рун и глотка драгоценного меда гигантов. Кровь Гренделя текла по изображению дерева, по плечам бога.

— Ладно, — сдался Виглаф. — Ты у нас всегда самый умный. Поступай как знаешь.