Игорь Федорцов - Черная нить горизонта

Джэлех отшвырнул томик Трисмозина. Впустую. Все впустую. Его знания ничего не стоят. Ничего. Они обыкновенное собрание ненужных, никчемных сведений и хороши удивлять глупцов. Когда же дойдет до дела они бесполезны! Алхимик стал беспорядочно перебирать вороха записей. Давнишних и последних дней. Вдруг проведение случайно вложит в его руку путеводную нить! Джэлех чуть не застонал. Когда бессилен разум, только и остается уповать на проведение.

Жидкость в ,,пеликане"* лениво забулькала. Алхимик отвлекся от раздумий, убавил огонь в тигле, открыл выход пару. Внимательно проследил за изменяющим цвет, с буро-красного на черный, осадком. Удовлетворившись ходом реакции, привстал посмотреть за ,,гидрой"*. Жидкость медленными редкими каплями собиралась в плошке. Экстракт мандрагоры, пропущенный через Смоль Невинных. Джэлех опустился обратно на стул. Покачал сам себе головой. Смоль Невинных. Один из спорных реактивов. Сколько уж копий сломано, возможно ли его так называть и обладает ли он качествами ему приписываемыми. По сути это копоть от сожженных на чистом огне безвинных младенцев. Человек рождается во грехе, причиняя страдание матери. Потому многие склонны считать, получить Смоль можно только из младенцев женского пола. Дескать, страдания рожавшей искупаются страданиями будущей роженицы. Другие указуют, рождение детей предначертано человеку и выпавшие муки нельзя считать греховными и вменять кому-либо грехом не следует. Путано, расплывчато и маловразумительно. И у него нет выбора.

Джэлех взял маленький поршень, предназначенный посредством полой иглы вводить лекарство в плоть или сосуды кровотока человека. Положил и поршень и иглу в кипяток разбавленный уксусом. Пополоскал, тщательно протер. Осмотрел, не осталась ли следов или частиц от предыдущего вещества.

В ожидании окончания опытов, алхимик привычно оперся на стол локтями. Ему очень хотелось побороть волну отчаяния. Очень. Ведь если он опустит руки, тогда уже точно ничем не сможет помочь Барти. Ничем. Сколько ей осталось? Год. Год или меньше. У него заканчиваются ингредиенты для составления поддерживающих лекарств, и почти нет материалов, продолжать исследования. А они нужны! Очень нужны! У него не осталось средства покупать реагенты и он заперт в четырех стенах. И не скоро обретет свободу. При нынешних условиях никогда. Если только бьянка Кайрин наконец не встряхнет этот обрюзгший и порочный город, как обещала.

− Поторопись! Поторопись! - обратился он с мольбою к девушке. Ибо взывать ему больше не к кому. Его не слышат ни Кайракан, ни Создатель. Пусть он будет последний богохульник, пусть его и взаправду сожгут, но пускай Барти станет прежней Барти.

Станет прежней... Несбыточная мечта. Он не продвинулся ни на шаг к своей цели. Ни на шаг. Он испробовал все о чем писали великие предшественники. Применил все, что рекомендовали светлые умы его ровесников. Он выявил и применил то, что советовали скандальные новаторы. Он перетряс по буквам писания шарлатанов, выискивая в их сумбуре и вздоре золотое зерно рациональности. За два года он сделал больше открытий чем за всю предыдущую жизнь, он ниспроверг то что считалось незыблемой истиной и признал правоту некоторых осмеянных абсурдных открытий. И что с того? Ни одно его деяние не принесло желаемого результата. Ни одно! Он слеп и глух в делах своих и нет светоча, указать ему правильный путь. Можно ли считать правильным изготовление аль-аксира? Снадобье на основе Смоли Невинных вызвали изменения. Незначительные и непонятные. Барти с удовольствием ела не прожаренное мясо. Он даже хотел дать ей сырого, но это было уж как-то совсем не по-человечески.

При воспоминании о внучке, Джэлех прислушался. Он даже привстал, пытаясь еще раз уловить потревоживший его звук.

− Барти? - позвал настороженно Джэлех. Ему показалось или он слышит детский плач? - Барти?!

Он торопливо вскочил и устремился по лестнице вверх. На половине остановился поглядеть на стол. Реакция завершалась и если прозевать, результаты пропадут. Плач слышался отчетливей. Отбросив сомнения алхимик, по-молодецки, запрыгал по ступеням вверх.

Джэлех выскочил за дверь и едва не столкнулся с девочкой.

− Барти!

Девочка громко всхлипывала. По бледным щекам бежали крупные слезинки.

− У меня... кровь, − пожаловалась она.

Старик схватил её за руку и стал зажимать кровоточащую рану своим платочком.

− Ничего-ничего. Все пройдет. Сейчас все пройдет! - торопливо говорил он. Мысли в голове путались, отчего он не мог ухватить самую важную. А она была! Она пряталась за остальными. Джэлех поглядел, кровоточит ли еще рана. Кровоточила. На платочке, еле заметно, но пятно увеличивалось. И тут до него дошло. Кровь настоящая! Настоящая!

Старик целовал девочку в подбородок, во влажные щеки, в плачущие глаза. Он наслаждался соленым вкусом слез. Настоящих слез! Её слез! Тех самых, вкус которых он забыл.

Джэлех не удержался, всхлипнул сам, поборол слабость.

− Я с тобой! Я с тобой! Все будет у нас хорошо. Все будет хорошо, − причитал Джэлех, не обращая внимания на растущую боль с левой стороны груди. Он слишком стар, слишком болен и у него мало сил, нести бремя своего счастья.

"Не сейчас!" - попросил он неведомо кого и боль отпустила.

Барти расплакалась еще сильней.

− Тебе больно? Барти? Тебе больно?

− Да... Собака... Я .... хотела... она...

Старик слушал её с упоением. Ни одни слова на свете он не слушал с такой готовностью и радостью.

− У меня кровь, − беспокоилась Барти.

− Сейчас, сейчас, − кутал он рану платком, не спуская взгляда, как ткань легко пропитывается кровью.

− У меня другая кровь...

Он не понял, о чем внучка хочет ему сказать. Взгляд старика невольно опустился вниз. На мосластых девчоночьих коленках, кровь менархе.*

Джэлех прижал Барти к себе. ОН ПОБЕДИЛ! ОН СУМЕЛ! ОН ОДОЛЕЛ СМЕРТЬ! ОН СДЕЛАЛ БОЛЬШЕ! ВЕРНУЛ ЖИЗНЬ!

7.

Две недели минуло с окончания Ристаний в Честь Нобилиссима и Клариссима Экбольма Первого, а столица не могла успокоиться. Дома, в гостях, за столом в фускарии, очевидцы пересказывали на сотый раз события, свидетелями, которых им посчастливилось стать. Их подробные до мелочей рассказы обрастали дополнительными и немыслимыми подробностями. Правда приправлялась изысканными фантазиями, терпкими выдумками, завораживающими сплетнями и вздорной брехней. И никого это не смущало. Все так оно и было! И подтвердить сказанное возьмется каждый. Ибо каждый лично знаком с теми о ком собственно велась речь, и повторялось на сто рядов. Тайгон благоговел перед героями Ристаний. Мужчины гордились бойцами, как гордятся собственными сыновьями, братьями или земляками. Женщины томно вздыхали, лелея мечты, заиметь таких любовников и покровителей. Имена достойных передавались из уст в уста с трепетностью молитвы. Милош ди Барр, молодой фрайх, красавец и повеса, удивил выездкой и мастерством в конной схватке. Васил ди Хуст, сын знаменитого героя Пушты, тана Хуста, вышел на поединок со львом и задавил зверюгу голыми руками. Робер ро Уг с легкостью уличного танцора фехтовал против троих противников и кого? скутариев императора! Одолел, не получив ни царапинки. Брин ди Бекри, сын глориоза Бекри, явил миру умение командовать отрядом и пример личного мужества, за что получил лавровый венок из рук Нобиллисима. Экбольм лично пригласил его на торжества в Барбитон. В городе даже шутили, доведись сейчас собираться селенцию, пост друнгария достался бы ему. Кто упомянут, те лучшие. Им и кус побольше. Но и остальных участников не обделили. Кого землями жаловали, кого деньгами. Титулов раздали, что горох просыпали. С щедрой руки императора, спафарии становились фрайхами, даже если имели в имуществе одни драные штаны на всю родову. Штаны - мелочи, разживешься. Главное меч! Кира Борота возвели в севасты, за вовремя пододвинутый стульчик под экбольмовскую задницу. Вестарха Модуса облагодетельствовали за остроумные комментарии состязаний. А народ? Не забыл Нобиллисим и свой горячо любимый народ. Публично, на потеху, повелел топить в расплавленном свинце фальшивомонетчиков, оскоплять насильников, травить преступников псами. Некрофила в клетке по улицам возили. Будто живых давалок мало, на мертвечину полез! Снизошел Венценосец, оплатил двадцать лучших мимариев и горожане неделю бесплатно пользовали городских шлюх. Очереди выстраивались больше чем в голод за хлебом. Даже мабунам позволил не прятаться. Бесстыжие задотерпевцы предлагали себя со ступеней храмов и базилик, в переходах рынков и базарчиков, в арках гимнасиев и у порогов бань. Нахваливали свои прелести громче, чем сальдамарий* сладости. И на их ,,сладости" находился спрос и не малый. ,,Император и Дрофы" переплюнул Порнокапилий*. Сказывают те, кого в былые времена по худородству и на порог не пустили в заведение, в дни Ристаний открыто покупали благосклонность благородных бэну и бьянок, а потом дивились. Благородные не хуже простые обитательниц мимариев, знали с какой стороны мужика за хер держать. Такое утворяли! За счет казны сирым и голодным бесплатно раздавали пропитание. Тессеры сыпались бессчетно. Врут ли? некоторые нищие умудрились столь их насобирать, дома себе купили и завели лавчонки. В фускариях первую чарку бесплатно, на постоялых дворах первый день проживания в полцены. Ворье в ту неделю присмирело и притихло. Равдухам прямой приказ, на месте казнить уличенных. Думали шутка, но после того как фатрию Рамура, аж двенадцать человек! развесили на фонарях у ратуши, поверили. А сколько съедено за пору Празднеств?! Уж, кажется, в брюхо и маковое зернышко не пропихнешь, а как увидишь дармовое угощение и нет тебе запрета − ешь и ешь. Что за семерых?! За семижды семерых ели! Некоторые от обжорства и сгинули. А выпито! На Стародворцовую выкатывали бочки, крышки выбивали, черпаки вешали − пей-заливай глаза. И пили! До беспамятства, до позора. Добрые люди уподоблялись свиньям в грязи и мусоре валялись. Скромные девы вели себя как распоследние шлюхи, позволяли с собой блуд чинить, кому приспичило. Дети и те запрета не ведали! Иные горше последних пьяниц напивались. С пьянство с того Кузнечная слобода выгорела. Не дождь, так пол столицы в пепел и прах обратилось бы.