Алан Фостер - Чародей с гитарой

– На хрен он мне сдался!

Однако Мадж заколебался, рука его потянулась к рукояти меча. Он, очевидно, выбирал, что предпочесть – драку против воинственной тройки во главе с росомахом, окружавшей их стол, или гнев чародея. В приятелях у росомаха оказались высокий хорек и приземистый броненосец, у каждого из них на поясе висели мечи. Впрочем, одно дело носить оружие, другое – уметь им пользоваться.

Оба дружка сейчас подходили с обоих боков к росомаху, взиравшему на Джон-Тома решительным и недружелюбным взглядом. Протрезвевший росомах уже вытаскивал отвратительного вида булаву.

– Внимательнее, приятель, – обнажив меч, предостерег своего спутника решившийся на действия выдр.

Росомах поглаживал одной лапой шипастое железное яблоко булавы, не выпуская рукояти из другой.

– Ой, ошибся я насчет фальши в твоем голосе. – Он многозначительно поглядел на горло юноши. – Что волноваться, если можно просто скрутить эту глотку? – И он дернулся вперед, да наткнулся на официанта, заругавшегося было, но тут же забившегося в толпу при виде булавы. – Значица, тут тесновато, а? Жду тебя снаружи, хокей?

– Хокей, – с готовностью отвечал Джон-Том. Он шагнул, словно собирался выйти, и, подцепив правой рукой краешек стола, опрокинул его на росомаха со товарищи. Остатки напитка, объедки, посуда, наконец, крышка стола обрушились на троих дружков и нескольких ничего не подозревавших посетителей, занимавших соседние столики. Невинные жертвы вознегодовали. Один из приятелей росомаха, отступив в сторону от взлетевшей крышки стола, ткнул мечом в физиономию Маджа. Уклонившись от выпада, выдр врезал воинственному хорьку прямо в пах. Получив подлый удар, животное повалилось на колени.

Среди прочих Джон-Том разукрасил объедками и пару коати. Воинственные крики, извергаемые обеими паукообразными обезьянами, вовсе не соответствовали изяществу их тел и кротости взгляда. Вооружившись тонкими рапирами, они с жаром ввязались в схватку.

Джон-Том отступил назад и налево – на единственное место, еще не занятое потенциальными противниками. Мадж немедленно присоединился к нему. Они отступали, пока не опрокинули еще один стол вместе с посетителями. Тут последовала цепная реакция, с удивительной быстротой создавшая всеобщую свалку, захватившую едва ли не всех в ресторане.

Спокойствие сохраняли только повара и бармены. Им за круглой стойкой ничто не грозило. Прилавок охранял еду и питье столь же надежно, как и личное достоинство белоснежной актрисы. Тяжелые дубинки вступали в бой, лишь когда за барьер случайно проникал кто-нибудь из развоевавшихся гостей. За передней линией обороны засели официанты и официантки, деловито подсчитывающие убытки в ходе сражения или пропускавшие напитки, заказанные разбушевавшимися гостями.

А вокруг этого оплота мира кружила драка, раздавались визг, мяуканье, писк, вой и так далее, а также вопли боли и гнева.

Джон-Том едва не схлопотал от птицы. Юноша вполне эффективно, хотя и недостаточно артистично отражал своей длинной дубиной удары меча, находившегося в лапах разъяренной мыши-пищухи, когда услышал голос Маджа:

– Джон-Том… Утка!

Замахнувшийся селезень промазал, и вместо шеи Джон-Тома снаряд его закрутился на дубине юноши. Джон-Том дернул, и, чтобы остаться в воздухе, птица выпустила оружие, поливая молодого человека потоком брани. Джон-Том успел заметить на селезне короткую юбочку из оранжево-зеленой ткани. Интересно, промелькнуло в его голове, соответствуют ли здесь цвета одежды виду животного, или, как у него на родине, определяют принадлежность к родственному клану?

Но на социологические размышления времени не было. Получивший от Маджа удар ниже пояса хорек успел оправиться и как раз намеревался проткнуть мечом туловище Джон-Тома. Тот инстинктивно провел дубиной наискосок. Конец ее прошел над головою хорька, однако свалившееся с дубины боло зацепилось за его шею. Бросив меч, представитель отряда куньих отшатнулся, стаскивая удавку. Освободившись таким образом от всех нападавших, Джон-Том попытался отыскать в толпе своего компаньона. Мадж оказался рядом. Он опрокидывал мебель перед теми, кто мог напасть на него, вовсю бросался столовой утварью, но, по возможности, избегал рукопашной.

Неожиданные способности, проявленные Джон-Томом в области самозащиты, юношу не обрадовали и не заставили возгордиться. Только бы выбраться из этого сумасшедшего дома, вернуться к покою и тишине своей мирной квартирки. Но далекая гавань эта исчезала в области туманных воспоминаний, померкнувших перед разразившейся бурей, уже проливающей вокруг настоящую кровь.

«Надо еще бога благодарить, – промелькнуло в голове Джон-Тома, отражавшего тем временем натиск нового оппонента, – что Клотагорб меня вылечил. Даже хорошо перевязанная рана уже давно разошлась бы… А тут ничего – даже колотья в боку нет. Воистину, исцелил чародей».

Впрочем, хорошее самочувствие не смогло бы спасти Джон-Тома, случись ему заработать новую рану от очередного меча или пики. Вокруг каждый был против каждого. Потенциальных друзей не было.

Напрасно юноша искал взглядом выход. От двери его отделяла, наверное, целая миля разбушевавшихся стали и меха. Торопливый обзор не позволил ему заметить другой выход… Оставался только кольцевой бастион в центре, а защитники его беженцев не приветствовали. Правда, были еще окна, однако запыхавшийся Мадж просто отмахнулся от этой идеи.

– Ты че, друг, свихнулся, а? Оно ж с полдюйма будет, а у рамы и того толще. Пусть меня лучше проткнут, чем я изрежусь этими осколками. Здесь есть еще выход. Пробивайся в ту сторону.

– Дверей не видно, – отвечал Джон-Том, поглядев в сторону кабинетов.

– Конечно. Там же служебный вход. Во, теперь и мне придется сойти за мусорщика.

К счастью, они быстро разглядели невысокую дверь за кучей корзин и грудами мусора.

Густая толпа мешала продвигаться вперед, однако перспектива высвобождения из этого ада заставляла их пробиваться. Лишь голова Джон-Тома, на командной высоте господствовавшая над побоищем, позволила им достичь цели. Прочим забиякам он, должно быть, казался сошедшим с места маяком.

Переливчатый плащ из змеиной кожи был уже порван и забрызган кровью. «Лучше плащ, чем моя собственная шкура», – решил Джон-Том. Зрелище не из приятных: игра без правил и каждый сам за себя.

Он миновал распростертую на полу белку; хвост ее побурел, шерсть слиплась от крови. Левой ноги ниже колена как не бывало. Пол был теперь в такой мере залит кровью, выпивкой и объедками, что предательская поверхность его, пожалуй, грозила не меньшими опасностями, чем битва вокруг. Койот в плаще прямо на глазах у Джон-Тома обчистил карманы валявшегося без сознания лиса, обильно истекавшего кровью. Пока юноша наблюдал за этим процессом, кто-то схватил его за рукав. Он обернулся, готовый ударить рукой или ткнуть посохом в ноги, как учил его оружейник. Пока Джон-Тому еще не пришлось воспользоваться спрятанным острием, и он надеялся, что сумеет обойтись без этого.