Олег Дивов - FANтастика

Она обошла все торговые ряды, один за другим, придирчиво разглядывая не выложенные на прилавке овощи и фрукты, пряности и поношенные туфли, а продавцов. Она гадала по их лицам так, как другие гадают по рукам или сморщенным яблокам.

У одних были золотые зубы и темная кожа — эти ей нравились, однако в них она чуяла истинных разбойников. У других кожа была землистая, а глаза тусклые — этих она сочла слишком большими жуликами, чтобы пускаться с ними в откровенности.

Наконец она приблизилась к прилавку, где продавалась тончайшая белая лапша и тончайшая оранжевая морковь, и причудливые грибы, и палочки, чтобы все это брать. За прилавком стояла молодая девушка, похожая на фарфор: ее щеки белоснежно светились, а глаза она благоразумно скрывала под веками.

Девушка, торгующая лапшой, вызвала у бездетной женщины полное доверие.

Женщина решилась заговорить с ней.

Она подошла к прилавку и долго стояла, вспоминая, с чего обычно начинаются разговоры. Девушка не мешала ей думать. Глядела на нее невидимыми глазами и улыбалась так, что этого не было заметно.

Наконец женщина вспомнила правильное начало для любой беседы и сказала:

— Здравствуйте.

Фарфоровая девушка сразу ожила и ответила:

— Здравствуйте.

Это немало приободрило женщину, и она продолжила:

— У меня нет детей.

Девушка молчала.

«Только что у нас получалась настоящая беседа, — подумала женщина с печалью, — и вот все оборвалось. Я нарушила какое-то важное правило».

Она попробовала исправить ситуацию:

— Видите ли, у меня совершенно нет детей, как я ни стараюсь. И с каждым месяцем их все меньше и меньше.

Девушка открыла глаза пошире — подобное усилие стоило бы оценить, учитывая толщину ее век, — и проговорила:

— Это очень жаль, не так ли?

«Я справляюсь! — обрадовалась женщина. — Все-таки мне удалось завязать настоящий разговор!»

До сих пор она ни с кем толком не разговаривала, потому что ни одна из обсуждаемых тем ее не занимала.

Ни повышение зарплаты.

Ни женские болезни.

Ни бессердечие врачей.

Ни чужие родственники.

Ни чужие мужья.

Ни чужие дети.

Ей хотелось думать и разговаривать только о своих собственных детях.

Девушка сказала:

— Дети очень важны. Жаль, когда их нет.

И улыбнулась так, что это стало заметно.

А потом она прибавила:

— А как относится к этому ваш муж?

— У меня нет мужа, — ответила женщина растерянно. И вдруг насторожилась: — Что, для того чтобы иметь собственных детей, обязателен еще и какой-то муж?

Девушка кивнула:

— Это непременное условие.

Женщина страшно разволновалась:

— Но я совсем не хочу, чтобы в моей квартире жил какой-то муж! Я знаю, что такое «муж». Я слышала разговоры на работе. Муж живет в твоей квартире, он постоянно мусорит, он ест прямо из кастрюли — ну, это, положим, говорит о его манерах и вкусе, но многих раздражает, ведь в большом городе все поставлено с ног на голову, — еще он громко включает телевизор, он всегда тратит больше, чем зарабатывает, и он непременно глупее своей жены.

— Ничего не поделаешь, — сказала девушка. — Для того чтобы иметь детей, муж необходим.

— Это прямо как некоторые продают здесь картошку, — огорчилась бездетная женщина. — Нарочно к пяти хорошим картофелинам подсунут одну гнилую. Да я бы лучше подороже за хорошую заплатила, лишь бы гнилье не тащить, сперва домой, а потом на помойку.

Женщина очень гордилась тем, что сумела запомнить и повторить такое длинное рассуждение, которое только что подслушала прямо здесь, на рынке.

— Ничего не поделаешь, — повторила девушка, и ее улыбка погасла. — В мире существуют законы, которые невозможно обойти. Они касаются мужей и гнилой картошки — и еще нескольких менее существенных вещей.

Женщина наклонила голову в знак грустной признательности.

— Я благодарна вам за все, что вы для меня сделали.

И купила много тонкой белой лапши, потому что лапша казалась фарфоровой и светилась так же, как кожа девушки-продавщицы.

Таким образом, для женщины началось новое время — время, когда она неустанно искала себе мужа.

Но никто из тех, с кем она об этом заговаривала, не соглашался стать ее мужем, даже на время, даже из притворства. Напрасно она уверяла, что ее не будут раздражать ни громко включенный телевизор, ни привычка хлебать суп прямо из кастрюли. Она даже охотно соглашалась с тем, что ее муж будет тратить в полтора раза больше, чем зарабатывает, — ничего не помогало. Одних мужчин отпугивала ее прямота, других — ее манера красить зубы синей или оранжевой краской, третьих — ее хвост.

И в конце концов она снова отправилась на рынок.

Там уже не было фарфоровой девушки, продающей лапшу, но нашлось много других интересных людей. И женщина снова всматривалась в лица, пока не заметила одно, которое почему-то привлекло ее внимание.

На сей раз из всех продавцов женщину заинтересовала худенькая старушка с тонкой, обвисшей кожей. У старушки было лицо печальной аристократки, чьи сыновья погибли на войне, и руки крестьянки, чьи сыновья постоянно голодны и требуют еды.

Она продавала разноцветные пакетики.

Женщина подошла к ней и, памятуя о том, как надлежит вступать в беседу, вежливо проговорила:

— Здравствуйте.

Старушка молча посмотрела сквозь нее тусклыми глазами и ничего не ответила.

Женщина поняла, что поступает неправильно. Очевидно, законы разговоров со старушками совершенно иные, нежели законы разговоров с фарфоровыми девушками.

Поэтому женщина попробовала еще раз.

Она сказала:

— Извините. Что вы продаете?

Старушка медленно перевела взгляд на свои пакетики, потом шевельнула синеватыми губами и очень тихо прошелестела:

— Всё.

— Всё? — обрадовалась женщина. — Совершенно всё?

— Всё, что угодно для души, — повторила старушка.

Женщина была отважна и не побоялась верить своей удаче. Она рассмеялась и несколько раз звучно хлопнула себя по бокам.

А старушка быстро перебрала пальцами свои пакетики, как бы проверяя: не упустила ли она чего-нибудь и не солгала ли по случайности: вдруг у нее чего-либо из потребного для души не окажется?

Разворошенные пакетики лежали на прилавке такие заманчивые и яркие, и они были похожи на очень большие почтовые марки.

Женщина взяла один.

— Там внутри что-то очень маленькое, — заметила она, пощупав.

— Семена, — пояснила старушка.

— А для чего они? — Теперь женщина совершенно не опасалась, что старушка замолчит и не захочет ей больше отвечать, хотя, конечно, ожидать можно было чего угодно и в любой момент.