Джозеф Дилейни - Новая Тьма

— Это Древние, доченька — существа, которые ходили по земле, когда люди еще ничем не отличались от животных. Древние были могущественными, мудрыми, сострадающими, но смертными. Ты наследуешь малую часть их сил. Скоро ты узнаешь о этих дарах. Я хочу чтобы ты была готова к тому, что тебя ждет. Мне никто не сказал чего ожидать; и я сошла с ума. Я хочу, чтобы ты поняла, что эти дары настоящие. Это будет первый шаг, который удержит тебя от безумия.

Это было похоже на бабушкины сказки, которые рассказывают детям ночью, перед костром. Но меня заинтриговало это, я не могла оторвать взгляда от глаз женщины, которая утверждала, что я ее дочь.

— Есть много возможных даров, но у каждой седьмой дочери седьмой дочери они разные, — продолжила она. — Один из них — сочувствие, способность чувствовать то, что чувствуют другие. Разделять их горе, радость, таким образом, словно ты словно проживаешь эти моменты за них. Это один из основных даров, но иногда в этом нет ничего хорошего…

Я конечно, никогда не испытывала ничего подобного — но мне было еще двенадцать. Я буду чувствовать это, когда мне исполниться тринадцать?

— Ты сказала мне, что тебе никто не рассказал об этих дарах, и заставила меня поверить в то что ты безумная, — сказала я ей. — Почему твоя собственная мать не рассказала тебе об этом?

— Она была лишь седьмой дочерью, и у нее не было этих сил и знаний. Она не знала, что со мной случилось. Наконец после долгих лет мучений меня нашла другая — она почувствовала мои страдания и сказала мне, кто я такая.

— Какое имя ты дала мне от рождения? — спросила я.

Женщина — моя мать — наклонилась вперед и прошептала моя настоящее имя мне на левое ухо, но снова предупредила, чтобы не говорила ему другим людям: те кто служит тьме, могут получить власть над седьмой дочерью седьмой дочери, если знают ее настоящее имя.

Поэтому я не буду записывать его сюда. Я буду хранить его в тайне. Том Уорд сказал мне, что мои записи в конечном итоге будут стоять на полке библиотеки. Они будут служить источником знаний и опыта для будущих ведьмаков. Поэтому я не готова писать здесь свое настоящее имя, чтобы его узнали другие.

В тот день мы с мамой говорили почти час, и она рассказала мне о других возможных дарах, которые я могла унаследовать. После этого мы договорились встретиться с ней на следующей неделе на этом же месте, если она будет хорошо себя чувствовать.

Когда мы прощались, по нашим щекам бежали слезы. Мы обнялись.

Затем, с корзиной в руках, я побежала домой — но я бежала напрасно.

Мой отчим стоял на пороге. Он держал ремень в правой руке. Впервые за последний год он бил меня ним.

Боль была мучительной, но я не позволила себе заплакать. Это могло разозлить его еще больше.

Глава 15. Девочки вроде тебя

Моя мама не пришла на рынок на следующей неделе.

Я больше никогда ее не видела.

Без сомнения, ее болезнь осложнилась, не позволив ей прийти. Я представила, как она медленно умирает, все еще способная говорить. Я очень хотела с ней поговорить и узнать больше о том, что должно со мной произойти. Теперь я точно знала, что она моя настоящая мать и вся моя злоба, от того, что она меня бросила, ушла. Я осознала, почему она так поступила. Я хотела увидеть ее всего лишь еще один раз, перед тем, как мы навсегда расстанемся.

Это положило начало моим путешествиям. Я искала ее в близлежащих деревнях, начиная с Длинного Хребта. Затем, я решила попытать счастье в городах и добралась до Пристауна на юге и Кастера на севере. Иногда я пропадала днями, а каждый раз, когда возвращалась, получала новую трепку.

В результате, мне пришлось принять, что я никогда больше не увижу свою мать снова, но я все же продолжала путешествовать. Даже зимой, лучше было находиться в холоде на улице, чем в ненавистном доме, вместе с жестоким отчимом и мачехой, боящейся своего мужа.

Я не совсем понимала, зачем он это делает. Каждый раз, когда я проводила много времени вне дома, он жестоко наказывал меня в отместку. Он бил меня потому, что я ему не подчинялась, и он не мог меня контролировать? Если так, то порка только усугубляла положение. Он не понимал что творит, он был как глупое животное, не задумывающееся о том, что делает. Это пугало меня, но не меняло моего поведения. И я никогда не плакала.

Затем, накануне моего тринадцатого дня рождения, все поменялось. Я внезапно проснулась посреди ночи и впервые увидела призрака. Было полнолуние, и луч желтого света освещал низ моей кровати. Упитанная, пожилая женщина сидела на моих ногах. Она казалась такой тяжелой, что я подумала, кровать могла сломаться в любую секунду. Она посмотрела на меня, открыла рот и издала смешок. У нее не было зубов, только слюнявый рот и она была слепа на один глаз — он был весь молочно-белый.

Когда я, шокированная, закричала в страхе, вес пропал с моих ног. Призрак уплыл наверх сквозь потолок, капая слюной из открытого рта.

Мой громкий крик разбудил отца и он снова меня выпорол.

Это был последний раз, когда он бил меня.

Прежде чем неделя закончилась, другой дар проявил себя — первый из тех, о которых говорила моя настоящая мама — сопереживание. Я никогда не забуду момента, когда он открылся мне.

Я прогуливалась по центру деревни, когда увидела юношу, сгорбившегося на скамейке напротив лавки зеленщика. Он смотрел на дверь лавки. Его лицо не выражало никаких эмоций, но я остановилась, внезапно почувствовав тревогу и печаль, переполняющую его. Он делал усилие над собой, чтобы не заплакать.

То что исходило от него, было невероятно сильным, у меня встал ком в горле на мои собственные глаза навернулись слезы. Это было больше чем просто чувство: я знала, о чем он думает. Он вспоминал, как он, когда был маленьким, ждал на этой скамейке свою маму, когда она выйдет из лавки. Она выходила и улыбалась ему, откладывала свою сумку с покупками и широко раскрывала объятия. Он бросался прямо в них.

Но теперь он совсем вырос, его мама умерла прошлой зимой. Он пытался сосредоточиться, чтобы снова испытать тот счастливый момент, пытаясь воссоздать прошлое.

Я практически могла читать его мысли — и мне было больно разделять их, я пошла быстрее.

Это был не тот дар, о котором я бы хотела рассказывать другим людям. Никому бы не понравилось, что кто-то копается в его голове.

Когда этот дар открылся мне, я смогла понимать мысли моего отца и матери. Они были счастливы, когда были молодоженами, а также, пока растили собственных детей. Но когда две сестры вышли замуж и ушли образовывать собственные семьи, больше ничего не связывало их: любви не было, было лишь отчаяние и пустота. Когда они нашли и удочерили меня, им стало немного легче, но ненадолго.