Гарри Тёртлдав - Пропавший легион

Марк осторожно сел на кровати. Хотя особых планов на это утро у него не было, в них явно не входило успокаивать разъяренного галла.

— Прежде всего, — напомнил он, — я не имел ни малейшего понятия о том, где ты находился. Ведь ты ушел с обеда раньше, еще до того как я столкнулся с Авшаром. И, кроме того, если мне не изменяет память, ты ушел не один.

— А, пустяки!.. Холодная и неуклюжая девка. Хотя грудь у нее была чудесная..

Должно быть, он о служанке, решил Марк.

— Но не в этом дело, совсем не в этом, — продолжал кельт. — Девку найти можно всегда, а вот хороший поединок — редкость.

Марк понял, что кельт говорит абсолютно серьезно, и в замешательстве покачал головой Он просто не мог понять отношения галла к войне. Некоторые римляне жаждали крови, это правда, но для большинства из них (включая Марка) война была просто необходимостью, с которой нужно было покончить и как можно скорее.

— Ты очень странный человек, Виридовикс, — сказал он наконец.

Виридовикс хмыкнул.

— Если бы ты посмотрел на себя моими глазами, ты тоже нашел бы себя весьма нелепым. Как-то за несколько лет до вашего прихода один грек проходил через наши земли (кстати, вам, римлянам, эта земля не принадлежит). Он тоже решил забрать ее у нас. Я думаю, что он был ненормальный, этот грек. У него были странные часы со всякими шестеренками и ремнями и еще черт знает с чем, и он все время что-то в них ковырял, чтобы они работали исправно. Иногда ты становишься немного похож на него, только ты пытаешься ковыряться в людях. Если ты их не понимаешь, то почему думаешь, что не правы они, а не ты?

Марк поразмыслил с минуту и решил, что, возможно, в словах кельта была доля правды.

— А что случилось с греком?

— Я надеялся, что ты спросить об этом, — с легкой насмешкой сказал кельт. — Он сидел под старым сухим деревом, играя, как обычно, со своими <гщчшми> часами, когда сухая ветка, на которую он не обратил внимания, свалилась на его дурную голову и сплющила нашего завоевателя так, что его тело можно было просунуть между двумя досками. Вот бедняга… Подумай, такая участь может когда-нибудь постигнуть и тебя.

Скавр сердито фыркнул.

— А, чтоб тебя чума взяла! Если ты собираешься рассказывать поучительные басни, то оденься в синий плащ, как жрец Фоса. Кровожадного кельта я еще могу кое-как выдержать, но пусть боги спасут меня от кельта, читающего мораль.

События минувшей ночи дали трибуну основание полагать, что он заслужил небольшой отдых от утренних тренировок. Он попросил Гая Филиппа взять эту обязанность на себя. Город, который увидали римляне в первый день, возбудил его любопытство, и Марку захотелось рассмотреть его получше. Видессос был больше, интереснее и оживленнее, чем Рим. Он хотел почувствовать вкус этой жизни, ему недоставало беглого взгляда, который он бросил на столицу во время их марша.

Выйдя из тихого изысканного императорского квартала, Марк пошел в сторону бурлящего Форума Паламас — площади, которая носила имя Императора Видессоса, правившего Империей около девятисот лет назад. В центре площади стоял высокий обелиск из красного гранита, от которого расходились дороги во все уголки Империи. У подножия колонны на колья были насажены две головы, почти лишенные мяса и кожи, выклеванные птицами и высушенные временем. Надписи под ними извещали прохожих о преступлениях, совершенных когда-то обладателями этих голов. Познаний в видессианском языке Марка было недостаточно, чтобы бегло читать, но после нескольких попыток он понял, что то были головы двух восставших генералов, которые решили обратиться за помощью к Казду. Ну что ж, — подумал он, — они вполне заслужили того места, которое в конце концов заняли. Прохожие не обращали никакого внимания на эти жуткие трофеи. Они и раньше видели головы на кольях и знали, что эти — не последние.

Зато на Скавра прохожие глядели во все глаза. Он думал, что сможет подобно тысячам других чужестранцев затеряться в толпе, но новости, с невероятной быстротой распространяющиеся в любом большом городе, сразу выделили его — победителя Авшара. Люди толпились вокруг, чтобы пожать ему руку, похлопать по плечу, просто коснуться и отойти в изумлении. По их реакции он начал понимать, как велик был страх перед Каздом. От восторженных зрителей не было отбоя. Торговцы и разносчики наперебой предлагали ему свои товары: жареных дроздов с маковыми зернами, рыбу, поджаренный соленый миндаль, бронзовую статуэтку, амулеты и талисманы от несварения желудка, поноса и дурного глаза, приглашали отведать вино и пиво из любой части Империи и запредельных стран, купить заранее составленные любовные стихи (к сожалению, адресованные мужчине). Никто не хотел слушать его возражений, и никто не хотел брать даже медной монеты в уплату.

— Для меня большая честь обслужить римлянина, — произнес булочник с достоинством. Это был крупный мужчина с грубым лицом и густыми усами. Он улыбнулся и подал трибуну большую, сладкую, только что выпеченную булочку, приправленную корицей и ромом.

Пытаясь спастись от этой невероятной популярности, Марк скрылся с Форума Паламас, свернув в боковые улицы. В таком лабиринте было нетрудно заблудиться, что с ним и произошло. Долгие блуждания наугад привели его в квартал, застроенный маленькими домами (когда-то великолепными, а сейчас заброшенными, с облупленной штукатуркой), лавками, товары в которых были подозрительно дешевы или столь же странно дороги. Парни в ярких штанах и широких туниках (такую одежду носили члены уличных шаек) бродили вокруг по двое, по трое. Это было гнилое дно Видессоса, которое Марк отнюдь не стремился изучать. Он уже собирался поскорее убраться отсюда, поскольку не чувствовал себя в безопасности, не имея за спиной по меньшей мере манипулы. И вдруг почувствовал, как чьи-то липкие пальцы шарят по его поясу в поисках кошелька. Так как он ожидал чего-то в этом роде, ему было очень просто быстро развернуться и схватить неловкого вора за руку так сильно, что тот не смог вырваться. Марк думал, что поймал одного из мальчишек-карманников, наводнивших этот район города. Но пленник оказался его ровесником, одетым в изношенную одежду. Он не пошевелился. На лице вора было написано глубокое отчаяние.

— Ладно, проклятый наемник, ты меня поймал. Все равно хуже, чем есть, ты не сделаешь. Я в любом случае подохну от голода через несколько дней, — сказал он.

Он и вправду был очень худым. Рубашка и штаны висели на нем, как на вешалке, а кожа резко обтягивала скулы. Но плечи его были широкими и руки достаточно крепкими, а его жесткая речь, его манеры — все это свидетельствовало о том, что он больше привык идти за плугом, чем тянуть кошельки из карманов. Это прирожденный солдат, — подумал Марк, уже видевший подобное выражение на лицах бойцов, потерпевших поражение под натиском превосходящих сил врага.