Евгений Щепетнов - Монах

Он недоверчиво посмотрел на Федора — неужели это реальный сценарий? И тут же внутренний голос ему сказал: «Реально. Ты забыл, что находишься не на Земле, где правоохранительные органы хотя бы пытаются изобразить видимость расследования, придерживаясь, хоть и формально, каких-то законов. В этом мире такого нет, что хотят, то и сотворят. Вспомни только Влада Цепеша, он же граф Дракула — целыми селениями на кол сажал. Ох, что-то будет…»

В трактир он возвращался озабоченный и угрюмый, автоматически отмечая все, что происходит на улицах. Народ попрятался по щелям, город будто вымер, ожидая неприятностей.

Так продолжалось неделю. Посещаемость трактира упала в разы — посетителей почти не было, не было приезжих, которые снимали комнаты и выпивали, не было купцов и мастеровых, заходящих после рабочего дня промочить горло кружкой пива.

Хозяин трактира страшно ругался, призывая кары на голову неизвестного убийцы, персонал его поддерживал — они лишились чаевых, и вообще их жалованье было под угрозой, ведь оно зависело от выручки.

Через неделю в город вошли регулярные войска. Солдаты маршировали по улицам, поглядывая на горожан свысока и презрительно — ведь человеку всегда нужен повод, чтобы убить кого-то, кто не сделал ему ничего плохого. Например — он неправильно думает, неправильно выглядит, и вообще не имеет права жить, так как у него другая вера и убеждения. По лицам солдат, закованных в тяжелые кольчуги, наручи, поножи, струился пот, оставляя дорожки на лицах от пыли, осевшей за время многодневного перехода.

Полный плохих предчувствий Андрей, стоя в дверях трактира, с горечью и волнением смотрел на проходящий мимо строй.

Ближе к вечеру, уже через час после прибытия воинских частей, началось то, ради чего их сюда прислали. Всех жителей города выдворяли из их домов, попутно прихватывая в карманы все, что «плохо лежало», и сгоняли на городскую площадь.

Раньше большая часть этой площади была занята навесами и прилавками торговцев, но теперь все было сломано и бесформенной кучей громоздилось возле стены одного из домов. Площадь вмещала тысяч двадцать человек, а если их набить как селедок, вплотную, чтобы было не продохнуть, то и больше.

Андрей оказался в первых рядах согнанных людей, так как трактир стоял ближе к площади, а потому одним из первых попал под раздачу — солдаты ворвались внутрь и древками копий выгнали всех, даже не позволив поварихе снять с огня кастрюли. Матрена причитала всю дорогу до площади, переживая, что ее стряпня сгорит. Андрею тоже досталось древком между лопаток, позвоночник ощутимо болел, и очень хотелось свернуть башку ретивому солдафону, он еле сдержался. Повар Василий заметил это и прошипел сквозь зубы:

— Не вздумай! Убьют всех! Терпи.

И Андрей терпел. Хотя терпеть было очень, очень трудно: первыми вывели семью купца.

Впереди шла молоденькая любовница адепта — она была сильно избита, и это легко было заметить, так как девушка шла абсолютно голой. Обнаженными были и ее мать, отец, братья — два мальчика, похоже, что близнецы, и сестра, девочка лет десяти. Они рыдали, а спины в кровь были иссечены то ли плетью, то ли кнутами.

Андрей скрипнул зубами. «Смотри, смотри — вот оно, царство Сатаны, вот его правосудие и его милость! Может, меня в наказание Господь сослал в это царство дьявола? Может, это ад? Ну как люди могут делать это, а еще — спокойно смотреть на это!»

Но это было только начало. Вперед выступил адепт исчадий, видимо приехавший для разбирательства, и зычным голосом объявил:

— Этот город провинился. В нем скрывается преступник, лишивший жизни адепта Сагана. Мы накажем вас за это! Мы будем приносить в жертву на алтаре всех подряд — пока или преступник не объявится, или же мы не уничтожим всех жителей города и все равно этим самым убьем этого человека, находящегося среди преступных жителей! А начнем мы с семьи, которая не уберегла своего благодетеля, и, возможно, эти люди участвовали в заговоре против исчадий! Нашему Господину угодны человеческие жертвы, Он будет доволен! — Отойдя в сторону, он кивнул местному исчадию, видимо распорядителю мероприятия: — Начинайте.

Двое исчадий схватили плачущую девушку и волоком потащили ее к жертвенному алтарю, представлявшему собой небольшой, сантиметров семьдесят в высоту помост, на котором располагалось что-то вроде плахи. Девушку повалили на нее спиной, выгнув дугой так, что ее туловище оказалось на плахе, пятки на помосте, а голова почти коснулась досок пола. Исчадие в красно-коричневом одеянии подошел к ней и стал завывать диким голосом, взывая к своему Господину:

— О-о-о Саган! О-о-о Господин! Мы приносим тебе жертву, это молодое сердце! О-о-о Саган!..

Андрей замер, и его сердце захолодело — он не ожидал столь страшного результата своего поступка, не понимал, чем это могло кончиться, и сейчас он не знал, что ему делать, как остановить эту вакханалию смерти. Единственный способ был…

— Стойте! Остановитесь! — крикнул он, прервав завывания исчадия. — Это я сделал! Я убил Васка!

Толпа в ужасе отхлынула, и вокруг него образовалось свободное пространство метров пяти в диаметре — все глядели на него, как будто он чумной или прокаженный. Все, с кем он работал в трактире, все, чужие и знакомые, испуганно отшатнулись от него. Немудрено — теперь он был опаснее гремучей змеи: а вдруг скажет, что они были с ним? Вдруг под пыткой припомнит, кто был его другом? Смерть страшная и неминучая.

Андрей вышел вперед и крикнул:

— Хватит зверства, сволочи! Я пристрелил вашего хренова Васка!

Адепт сделал навстречу ему пару шагов — он удовлетворенно улыбался:

— Что, у нас герой объявился? Решил спасти девку, жалко стало? Или правда ты убил и никто иной? И чем же ты его убил?

— Из арбалета, когда он выходил из дома купца.

— А зачем ты его убил? Что он тебе сделал?

Андрей достал из-под рубашки крестик и размашисто перекрестился.

— Я вас ненавижу! Вас надо уничтожать, как бешеных собак!

Адепт еще более довольно усмехнулся:

— Теперь ясно. Взять этого боголюба!

Не дожидаясь, когда его схватят гвардейцы, расслабленно стоящие перед адептом, Андрей сделал невероятный рывок вперед, рассчитывая успеть перед смертью удавить еще одного поганца-адепта, сбил с ног двух гвардейцев, уже почти дотянулся до улыбающегося исчадия, когда сзади на него обрушился тяжелый удар — видимо, плоскостью меча, — и он оказался на земле.

Он еще тянулся к адепту, когда не него обрушились удары со всех сторон — били ногами, руками, пинали так, что он почувствовал, как у него хрустнули ребра. Он схватил чью-то ногу, повалил ее владельца и вцепился ему в горло зубами, разрывая гортань, как дикий зверь. Жертва заверещала, потом забулькала кровью и задергалась под ним. Еще несколько сильных ударов почти выключили монаха, и только он подумал: «Забьют до смерти, хоть без пыток обойдется», как адепт крикнул: