Ирина Котова - Королевская кровь. Книга 4

Через несколько дней, как и обещал хозяин города, огромный белоснежный дракон отнес их в Теранови. И уже к вечеру на стол Тандаджи лег толстый и подробный отчет о Белом Городе Истаиле и его повелителе.

И надо сказать, что прочитав его, начальник разведуправления проникся небывалым уважением к Ангелине Рудлог.

Глава 4

Лорд Максимилиан Тротт аккуратно поставил свежеприготовленные капсулы с сильнейшим тонизирующим в сушку, включил таймер на 20 минут. Аккуратно протер рабочую поверхность, снял латексные перчатки — и недовольно поднес руку к виску, оперся на стол. Опять закружилась голова, и даже удовлетворение от окончания проекта не могло перебить проклятую слабость. Она преследовала его всю неделю. И неудивительно — вместо того чтобы восстанавливаться, он занимался снятием блоков, драками с драконами, выносил истерики капризных принцесс — и финальным аккордом стала работа с малолетними темными, которых тоже требовалось вскрыть.

Он так вымотался, что к потерявшим чувство меры студентам не испытывал никакого сочувствия — только раздражение, что они не дают ему отдохнуть. Впрочем, он и в бодром состоянии не выносил человеческую глупость. А что может быть глупее утраты контроля над собой?

Так что когда он вошел в камеру на первое «вскрытие», единственным желанием было закончить это все поскорее и больше никогда с вотчиной Тандаджи не связываться.

— А это не больно? — со страхом спросила его одногруппница Богуславской. Она вообще дрожала, как ненормальная, и смотрела на него со смесью недоверия, опаски и робкой надежды. Ему муторно стало от этой надежды — будто она ждала, что он сейчас махнет рукой и выпустит ее из камеры.

— Нет, — ответил он сухо. — Ложитесь.

Первокурсница еще немного вглядывалась в его лицо и вдруг вздохнула с обреченностью. И заплакала. Макс поморщился и поспешил ее усыпить. Хватит с него рыдающих малолеток.

Ее аура была смята, размыта щитом Марта, так что магический дар восстановится не скоро, как и потребность питаться чужой энергией. Но все равно он усыплял ее с осторожностью и, распутывая блок, был постоянно начеку. Сущность не обманешь — при таком плотном контакте она просто не могла не потянуться навстречу. И Макс, почувствовав легкое прикосновение, почти бережно отвел его, продолжая снимать блок Соболевского. И потом еще задержался — считывал воспоминания — и, убедившись, что ничего опасного в них нет, разорвал ментальный контакт.

Со вторым, Эдуардом, было сложнее. Парень был агрессивно настроен и на слабеньких остатках своей силы пытался выстроить щит.

— Не тратьте силы зря, — предупредил его Тротт терпеливо, — я все равно сломаю, и будет хуже. Дольше будете восстанавливаться.

— Да какая теперь разница, — угрюмо пробурчал семикурсник. — Лучше уж сразу убейте.

Он настороженно наблюдал за профессором — как тот протирает руки салфетками, подходит к нему. Из-за толстого стекла камеры за ними наблюдали следователи, и ощущение лишних взглядов Макса дико раздражало.

— Разница, — пояснил профессор ледяным тоном, — в том, проживете вы остаток жизни ничего не соображающим идиотом или полным сил мужчиной. Жизнь при монастыре не так плоха, в будущем вы получите свободу передвижения.

— Да как вы не понимаете!!! — крикнул студент зло. — Я хотел быть магом! Я же не виноват, что это сильнее меня! Никто не может справиться, и я не смог!

— Молодой человек, — резко сказал Макс, — во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами. Главное — воля. Прекращайте представление — сочувствия от меня вы не дождетесь. Снимайте щит и ложитесь. Штатный психолог в управлении есть, я же здесь совсем для другого.

Сидящий на койке парень упрямо укреплял щит дополнительными плетениями, и Тротт вздохнул, потянул за одну нить — защита тут же посыпалась. Упрямец побледнел и задышал часто — профессор, более не церемонясь, устанавливал ментальный контакт. И тут же ощутил потянувшиеся к нему темные щупальца — и резко ударил по ним. Для нападавшего это прозвучало гулким предупреждающим рычанием и глаза его, уже мутные, изумленно раскрылись.

— Зачем… почему вы делаете это? — прошептал он с недоверием. — Вы же…?

— Спать, — ровно приказал Тротт, и излишне болтливый темный свалился на койку. А инляндец, морщась, начал распутывать блок. Надо было еще просмотреть память и подчистить последний разговор. И любые воспоминания о Нижнем мире, если они есть.

Но их не было, и измученный лорд Тротт только нелюбезно кивнул на благодарности Тандаджи, из последних сил открыл Зеркало и ушел в свой дом с разбитыми стеклами — восстанавливаться.

Сейчас голова никак не переставала кружиться, и он потянулся к шкафчику, привычно уже нащупал усилитель, набрал темно-оранжевую жидкость в шприц и вколол его себе в плечо. Тут же полегчало, и он выпил воды, взглянул на часы — время еще было — и открыл Зеркало в королевский лазарет Иоаннесбурга.

Дежурная сестра смерила его настороженным взглядом, и инляндец сухо поздоровался и попросил разрешения навестить пациентку Светлану Никольскую.

— У нее посетители, — сообщила сестра, выдавая ему халат и бахилы. — Подождете или сейчас зайдете?

— Сейчас, — ответил он с недовольством, наклоняясь и натягивая бахилы. В лаборатории снова кипела работа, и у него было ровно двадцать минут. — Мне только просканировать ее.

— Вообще у нас не разрешено, — с сомнением сказала пожилая женщина, — у нас свои виталисты.

— У меня особый случай, — с невероятным терпением пояснил Тротт, накинул халат на плечи. — Есть согласие наблюдающего врача. Посмотрите в карте пациентки.

Еще минут пять он стоял у стойки — медсестра искала карту, в карте — предписание, и думал о том, что в следующий раз просто телепортируется напрямую в палату глухой ночью и не будет терять время.

Женщина, наконец, прочитала предписание — Тротту казалось, что она чуть ли не по буквам читает — и соизволила поднять глаза.

— Извините, профессор. Проводить вас?

— Не стоит, — сказал он мрачно. Двигается она наверняка тоже черепашьим ходом.

У двери он остановился — догадывался, что за посетителей там застанет. В палате творилось какое-то безобразие — доносилась ритмичная клубная музыка и подпевающий певцу звонкий голос Богуславской.

— Твои глаза как солнце, о-еее

Иди кооо мне, иди ко мне, ко мне

Деткааа, я так обнять хочу тебя

Дыши в ритм со мной, детка, детка

И сердитое:

— Матвей! Ну чего ты не поешь?