Во все Имперские (СИ) - Беренцев Альберт

Всемъ магократамъ — дворянамъ носiть фамилии говорящие, как енто в Европе принято: чтобы фамилия сразу о способностяхъ клана говорiла.

Тѣм, кто летать умеѣтъ зваться Полѣтовыми, а тем кто, к примеру, пѣрдитъ громко — Пѣрдуновыми.

А всѣ фамилии иностранные смѣнить на русские, ибо негоже русскiм магократамъ зваться Штольцами и Штофъфами.

А нашему роду Импѣраторскому свою изначальную фамилию Багатуръ — Булановых отнюдь не смѣнять, а на вѣки вечные сохранить.

И способность нашу клановую навѣчно скрыть, дабы никто, кроме членов клана, да Тайных Советников о нѣй не ведалъ.

Ибо наша сiла — тайная.

А кто о ней болтать будетъ — того сечь батогами и в Сибирь ссылать.

Авось на сибирском морозце болтать отучаться, бляди.»

Указ Императора Петра I Великого из клана Багатур — Булановых «О фамилиях русскiх магократовъ», 1719 год

К счастью, в кузове квасовоза оказалось полно места.

Часть кваса, как выяснилось, была отдана в качестве взятки таможеннику еще под Петербургом, поэтому пространство освободилось, что позволяло использовать грузовик для эвакуации моих холопов, даже не выгружая квас.

Я послал дальнобойщика в поместье Нагибиных спасать мою живую собственность, а еще сразу же запихал ему в кабину Рэй, предупредив Фрэнка, что Рэй — еще девица, и я желаю, чтобы она к концу путешествия таковой и осталась.

Согласно моему плану холопов должны были эвакуировать в Псков, на склад «Карельского кваса», где они будут в безопасности. Фрэнка должна была подстраховать Таисия Подскокова — Кабаневич. Предполагалось, что она подскочит кабанчиком и телепортируется к дальнобойщику, когда Фрэнк приедет в моё поместье.

Я бы уверен, что Прыгуновы прямого конфликта с Кабаневичами зассут и в присутствии Таисии точно никого убивать не станут. Прыгуновы, конечно, высоко прыгают, но Подскоковы — Кабаневичи явно прыгнули выше них и по богатству, и по своему положению в местной клановой иерархии.

Единственным и главным косяком моего плана оставался тот факт, что я клятвенно обещал Таисии, что погашу все расходы на транспортировку и содержание моих холопов. Причём, в ближайшее же время и в двойном размере.

Как я это сделаю — я понятия не имел.

Ну и плевать. Там уже разберемся.

В любом случае, потерять своих последних, и так немногочисленных холопов было гораздо паршивее, даже чисто с экономической точки зрения. Не говоря уже о моральной стороне дела. Крепостные же — тоже люди, хоть местные законы так и не считают, поэтому мне не хотелось, чтобы Прыгуновы их перерезали.

Я дал Фрэнку все необходимые инструкции, а еще попросил его подвезти до дома попа, а также извиниться от моего имени за то, что я не вернул батюшке его бэху.

Судя по всему, я теперь, вдобавок ко всему остальному, еще и торчал отцу Антонину автомобиль. Впрочем, тут я не был уверен — возможно, магократы в этом мире отдавать долги попам не обязаны. Кроме того, тачку по факту расколошматили Прыгуновы, а не я.

В любом случае, возвращать батюшке ту груду металлолома, в которую его бэху превратили барины — лягухи, было бы просто невежливо. А въезжать на ней в Псков — так и вообще опасно.

Я бы на месте местных гаишников, например, сразу расстрелял такое говно еще на подъезде к городу. Чисто для профилактики.

Поэтому раздолбанную бэху я бросил в полях. Потом я захватил с собой Дрочилу, поймал попутку — очередного дальнобойщика, только это вёз уже не квас, а мороженые органы для трансплантации, вырезанные у холопов — и отправился в Псков.

В Пскове у меня было два дела. Во — первых, надо было уже вытащить наконец сестрицу из злачного места, куда она угодила, а во — вторых, я намеревался, несмотря на поздний час, растолкать писаря и узнать, не оставили ли мне родители капиталов.

Уже на подъезде к Пскову я убедился, что правильно сделал, что не стал въезжать в город на убитой бэхе.

Это было бы просто невежливо, ибо этом мире Псков выглядел гораздо солиднее, чем в моём родном. Я бы даже сказал, что Псков здесь напоминал не себя самого, а скорее Москву из моего мира или вообще Вашингтон.

Псков оказался просто огроменным, в город вливалось сразу несколько автобанов. Небо над Псковом было плотно забито самолётами, в том числе частными, так что город кишел огнями, как на земле, так и в небесах над ним.

Над Псковом зловеще вздымалось ввысь множество небоскрёбов, каждый не меньше, чем в сотню этажей.

Среди небоскрёбов присутствовал циклопический собор, украшенный настолько огромным золотым крестом, что в случае падения он бы накрыл собой целый квартал.

На въезде в город путешественников встречал громадный цельный кусок гранита, размером с ангар для самолетов, на граните был вырезан городской герб — леопард, ниже которого располагался девиз из светящихся огромных букв:

ВОЛЬНЫЙ ГОРОД ПСКОВ.

ЗНАЙ СВОИ ВОЛЬНОСТИ!

Девиз мне понравился, хотя был и не особо актуален для меня лично. Вольности в этом мире были у тех, у кого имелись сила и бабло. А у меня с этим как раз были проблемы, особенно с баблом.

Последние пять рублей, взятые еще у Скорсезовны, я отдал подбросившему меня дальнобойщику, хотя он и не довез меня до нужного места.

— На улицу Наполеона Бонапарта не поеду, — решительно заявил дальнобойщик, этот парень был, судя по внешности и акценту, каким — то тайцем или кхмером, — Мне неохота без груза остаться. А то и без грузовика. А то и без жизни. И вам туда ходить не советую. Худший квартал в Пскове. Там англичане живут.

— Но у меня там дело, — не согласился я, — Мне нужен клуб «Посадникъ — в нос засадникъ».

— Налево, на третьей улице, параллельной этой, — подсказал кхмер — дальнобойщик и скорее уехал, оставив нас с Дрочилой на краю самого криминального района Пскова.

Тут никаких небоскрёбов и церквей не было, улицы были застроены двух — трёхэтажными подразвалившимися домишками. Я бы сказал дореволюционными домишками, но это было бы полной хренью, ведь в этом мире никакой революции, понятное дело, не происходило.

Среди домишек ютились пластиковые ларьки, где продавали одновременно блины, водку, табак и, как я понял, какую — то наркоту, которую заворачивали прям в блины.

По крайней мере, именно такой вывод можно было сделать, понаблюдав за местными. Группа негров, например, занималась тем, что разворачивала купленные блины, высыпала из них некий ярко светящийся неоновым светом порошок и тут же пускала его по носу.

Чуть дальше по улице другая группа в десяток человек, на этот раз видимо англичан или американцев, если конечно предположить, что в этом мире есть США, кого — то била ногами.

Мда. Моя сестрица определенно умеет выбирать себе места для развлечения.

Прохожие, все бухие или упоротые, пялились на мой заляпанный кровью мундир, но тут же в страхе отводили глаза. Вряд ли их пугала кровь, кровь тут была делом обычным. Вероятно, по мундиру они просто признавали во мне магократа и недоумевали, что русский барин забыл в таком райончике.

Нужный мне клуб я нашёл быстро, благодаря оглушительно громкой музыке, оглашавшей квартал — в клубе долбил какой — то дабстеп.

Над дверями горела неоновая вывеска «ПОСАДНИКЪ — В НОСЪ ЗАСАДНИКЪ». Рядом с вывеской изображение бородатого мужика, собранное из неоновых лампочек, дико размахивало булавой в такт звукам дабстепа.

На тротуаре валялся какой — то мужик, уже не из лампочек, а настоящий. Судя по бороде и жирной роже, чел был из купеческого сословия, на носу у него блестели крошки светящейся наркоты. Он был настолько похож на своего собрата с вывески, только уже наплясавшегося, что его можно было принять за рекламный манекен.

У входа торчали два мордоворота. Я решительно двинулся к ним.

— Подтвердите, что вы магократ, барин, — замахал руками один из охранников, преграждая мне путь. Говорил детина с сильным английским акцентом.