Анна Оуэн - Стальное зеркало

За сутки можно многое успеть. Особенно, если Мерей в столице, а должен быть. У Мерея все его планы прахом пошли, но он человек неглупый и выгоду свою на милю под землей видит. Если он сейчас себя сводной сестре в лучшем виде покажет и доверие ее завоюет, быть ему силой. Не единственной силой, конечно, но, может быть, самой важной. И главное, ему тут никто не станет мешать. Ни я, ни тем более Гордон. Потому что если Джеймс Стюарт станет на сторону королевы, мы расколем конгрегацию как гнилой орех. Господа мятежные лорды и защитники веры даже пикнуть не рискнут. Против нас, взятых вместе, да с законной королевой за спиной? Не рискнут. Тут поражение смерти не подобно, а равно. Тем более, что Мерей до земли жаден, а прежние владельцы ему не нужны.

Лодка тем временем доплыла, бранившийся человек поднимается на борт, осматривается. Ее Величество очень трудно спутать со свитой, хотя посланец никогда Марию в глаза не видел: свита вдвое старше. Так что невысокий пузатый тип со своими поклонами направляется по адресу.

— Все готово к высадке, Ваше Величество. Ваши подданные ждут вас на берегу, дабы препроводить в столицу.

Мария благосклонно кивает. И по этому кивку видно, с каким мужеством и выдержкой она перенесла и манеру выражаться, и неуклюжий поклон, и то, что подданных не назвали верными, и полное отсутствие счастья в голосе гонца. Даже до смерти надоевшего придворного счастья, заваренного на чистом бездумном лицемерии. А вот сейчас она представляет себе, как ее будут препровождать в столицу… и в глазах проступает некое подобие ужаса. И вот тут я ее прекрасно понимаю. Надеюсь, у Мерея хватило ума прихватить с собой лошадей — и хватит ума не тащить сестру в Холируд. Потому что в этом сарае уже лет десять никто не жил и даже не ночевал. Кроме мышей, крыс, хищных птиц и прочей неподходящей компании.

Мое дело в этом всем — до самой высадки и остановки где-нибудь в приличном месте — сторона. Пока что. Я что, я адмирал флота — вот я и доставил посредством флота, правда, личного, но это никого не касается, Ее Величество королеву Каледонскую в ее владения. По ее желанию. Совершенно обычным подобающим образом — с приближенными, с имуществом… где же наше имущество, где же лошади, сундуки с нарядами, посудой, где мебель и вся прочая дребедень, без которой особа королевской крови с места не сдвинется, не то что в другую страну не поедет? М-мм… альбийцы перехватили. Никто не удивится. Был корабль с багажом Ее Величества, был. Потом можно даже пожаловаться, нужно пожаловаться. Одних подсвечников венецианского стекла… шесть. Но мне лучше пока постоять в сторонке. Дабы никто не вздумал подозревать, что меня с Марией хоть что-то связывает, кроме присяги.

Королева пожелала, я отвез, как не отвезти. А что не знал никто, ну так и на это королевский приказ был — тихо и тайно. И правильный приказ, потому как второй корабль… как уже было сказано выше. И пусть альбийцы хоть сто лет отпираются, кто им поверит-то? Они и сами себе не поверят наверняка. Решат, что кто-нибудь из береговых тайком поживился. Или даже не из береговых. Загребли — и теперь сидят, бедняги, ждут, пока шум уляжется.

А наш корабль тем временем плавно подходит к причалу — и отсюда уже прекрасно видно, что кто-то сумел организовать подобие приема. Толпа не толпа, но сотни две человек наберется, правда, половина, наверное, из самого Лейта, прибежали поглазеть на событие, но все равно смотрится неплохо. Не парадный въезд невесты наследного принца в Орлеан, разумеется, но по нашим меркам — вполне достойно. Мария тем временем милостиво уделяет беседой пузатого типа, не поймешь даже по виду, кого и из какой семьи. И что за сверток он держит под мышкой? Королева что-то говорит, пузатый кланяется, кивает, отходит на пару шагов, еще раз кланяется. Получил какое-то распоряжение.

По желанию Ее Величества на берег сходили обратным порядком. Сначала адмирал. Потом свита. Потом Ее Величество. Джеймс этот разворот всецело одобрил. Только капитану свои инструкции дал. Если вдруг выяснится, что ветер на суше переменился до полного шторма и попытки цареубийства, то остается некий шанс это заметить и что-нибудь успеть.

Хотя опасение это, скорее, пустое. Остатки орлеанской шкуры. Если бы тут предполагалось убийство, не маячил бы Мерей в первом ряду встречающих всем своим стюартовским носом и стюартовской же челюстью. Держался бы подальше.

Пузатый оказался герольдом, а сверток под мышкой — гербовым табаром. Предусмотрительный человек, не захотел на лодке в табаре плыть, чтобы не вымокнуть. Зато теперь сухой надеть может и вид иметь хоть сколько-то подобающий. Да и гербы на плаще — Ее Величества. За ночь успели. Молодцы. А близко мы к шитью присматриваться не станем, надо и совесть иметь.

Предусмотрительный человек торчит у самого помоста, на краю весьма затрепанной дорожки, по которой сходят прибывшие, громко выкликает всех сходящих. В толпе некоторое такое удивление. Четыре младшие дочери здешних родов, и то не самых знатных, двое женившихся в Арморике младших сыновей, еще двое — тоже какая-то мелочь. Кто эти люди и что они делают в свите Марии, думает толпа. Громче всех думает Мерей. Щурится на прибывших, только что не носом шевелит — пытается оценить, это новая сила появилась, или какая-то шуточка? Джеймс Хейлз пододвигается поближе к Джеймсу Стюарту. На всякий случай, да и вообще лучше хотя бы на людях с ним изображать видимость дружбы и согласия.

Мерей, видимо, думает то же самое. Потому что не отодвигается, хотя общество Хейлзов вообще и Джеймса в частности ему приятно как огненный дождь обитателю Гоморры.

А вот и Ее Величество появляется на сходнях, герольд с видимым усилием набирает воздух — и голос его заполняет пристань, отражаясь от воды и от стен домов:

— Ее Величество Мария, по праву крови, по помазанию и по закону королева Каледонская и Альбийская!

— Кха… — выдыхает опытный царедворец Джеймс Стюарт и неопытный царедворец Джеймс Хейлз с ним впервые в жизни полностью согласен.

Нечто подобное выдавливает из себя и вся толпа. Будем считать, что верные подданные благоговеют перед королевой Каледонской… и Альбийской, лучше бы мы все потонули в шторм, и я, и она, и ни в чем не повинная свита.

— Это не моя идея, — тихо говорит Хейлз, пока толпа издает подобающие ликующие звуки.

— Но это вы ее сюда приволокли, — давится словами Мерей. — О чем вы думали?

— Ну не о том же, что она такое вот каркнет! Знал бы… — продолжать тут нельзя, это уже измена.

— Да что тут было знать? Вы с ней мало знакомы? Обязательно должна была каркнуть, не это так… — Мерей шевелит губами, видно, пытается сочинить нечто столь же разрушительное, но не может, — какую-нибудь еще бомбу. Вы хоть понимаете, кого вы нам сюда привезли?