Вера Камша - Довод Королей

Роман присел на кстати оказавшийся на поляне пенек. Лльяма улеглась у его ног, время от времени пуская искры, видимо, для собственного удовольствия, а Альмик стал за плечом эльфа с обнаженным мечом. Аддари опустился на пожухлую траву чуть поодаль, избегая смотреть и на пленников, и на друзей. Рамиэрль понимал, что должен сейчас чувствовать Солнечный принц, но помочь ему мог лишь одним способом. Узнать правду, какой бы та ни была. За годы своих скитаний Нэо понял, что узнать ВСЕ и СРАЗУ легче. Если открытие не убивает на месте, остается чистая рана, которая со временем заживет, а вот полуправда, замешенная на надежде, – это гнойная язва...

Если бы красавица Ильгэйбэ видела в этот миг сына Астена и Залиэли, она бы окончательно уверилась в том, что он предался Тьме. Синие глаза Романа стали жесткими и злыми, как у Рене, когда тот вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Пленник съежился под этим взглядом, а Рамиэрль бросил ему в лицо:

– Отвечай, если хочешь жить. Кто послал вас и почему?

– Вы принесли в Луциану Тьму.

– Но убить хотели не нас, а Аддара.

– Он запятнал себя служением Тьме и не может наследовать своему отцу.

– Где его отец? Это он отдал приказ?

– Да.

– Ты его видел?

– Нам сказал Светоразящий.

– Что именно он сказал?

– Что владыка приказал уничтожить пособников Тьмы. Если вы покинули Луциану, мы должны отыскать принца Аддара и...

– И?

– Убить его.

– Как вы его нашли?

– У Светоразящего есть проводник.

Все было ясно. Эльрагилл все же пожертвовал своим сыном. Только отец или мать могут сотворить артефакт, который, будучи врученным чужаку, приведет его к цели.

– Ладно, – махнул рукой Роман, – ступай к своим приятелям.

Мальчишка не рискнул спросить, что с ним будет, хотя этот вопрос читался в его затравленных глазах. Но Роман и сам не знал, куда девать всю эту ораву. Альмик наверняка предложит их перебить, и, возможно, опять окажется прав. Но сначала нужно вытрясти из главного, когда он придет в себя, что именно сказал им Тэноллиан. Впрочем, это терпит. Рамиэрль подошел к Аддари.

– Пошли отсюда.

– Куда? – Можно подумать, ему важно куда...

– Туда, – находчиво объяснил Роман, нагибаясь, чтобы поднять брошенный Солнечным принцем меч.

– Точно, – подоспевший Альмик, как всегда, брякнул то, что говорить не следовало, – пошли отсюда, не хватало, чтобы эти эльфийские прилипалы видели, как тебе паршиво.

Аддари медленно и тяжело, словно был не эльфом, а старым и больным человеком, поднялся. Альмик ругнулся и обнял принца за плечи.

– Давай шевелись, Бездна тебя побери.

Бездна! Эти слова поразили Романа как громом, но он сдержался и заговорил, лишь когда их и пленных разделили кусты:

– Мы были слепы, как хафаши. Если нам и нужно куда-то, так это в Бездну. А мы сделали все, чтобы убраться от нее подальше.

– В Бездну? – В зеленых глаза Аддари мелькнуло непонимание. – В Бездну?! Но это же Тьма.

– Именно. Если Ангес и Адена и вправду во Тьме, мы их найдем, а если нет... Бездна в любом случае выход из луцианской ловушки, и я им воспользуюсь. Но я никого за собой не зову. Каждый решает сам.

– Решать нечего, – как всегда, тихо сказал Норгэрель. – Мы – эльфы Тарры, и мы должны вернуться. Пусть через Бездну, хотя мне это и не по душе.

2892 год от В.И.

21-й день месяца Иноходца.

Арция. Эстре

Перо легко скользило по желтоватому листу, оставляя ровные, четкие строки. Александр Эстре составлял план летней кампании. В этом году они с Ра-Гваром и Лиддой должны раз и навсегда поставить приподнявшего голову Тодора на место. Наметившийся союз Фронтеры и Ифраны должен быть разорван. Александр понимал, что положение Арции на Юге стремительно ухудшается. Ифрана вот-вот проглотит Оргондское герцогство.

Марк, вернее, Марта и Анри Мальвани держатся из последних сил, но, если оставить их без помощи, через несколько лет Оргонда, за исключением Ирми, которая отойдет Святой области, станет провинцией Ифраны, после чего Жермон и Жоселин вряд ли продолжат платить Арции оговоренные при подписании мира суммы. Казна же, и так не слишком полная, без них опустеет быстро, особенно с учетом потрясающего умения родичей королевы растаскивать не принадлежащее им. Нечем будет платить армии и ремесленникам, не на что закупать хлеб для вечно голодающей Ользы, а нелюбовь и нобилей, и народа к клану Вилльо может обернуться очередной смутой.

Александр понимал, что лично ему это мало чем грозит. Разоренная буйным норовом собственных нобилей и набегами соседей, Эстре за четыре года превратилась в островок спокойствия и уверенности в море хаоса. Для герцога и, что греха таить, для всего Севера самым простым и мудрым было, не дожидаясь беспорядков, заявить об отходе от Арции. Лось и Лидда пошли бы за Эстре и по уму, и по дружбе. Александр Тагэре стал бы независимым сюзереном, и никто бы его не осудил. Но это окончательно погубит Арцию и Филиппа, и Сандер, не получая из Мунта ни арга, нашел деньги на войну с Фронтерой, которая не должна повернуться лицом к Авире.

Победы Александра были единственным светлым пятном за последнее время. Младший из Тагэре понял это, когда впервые после смерти Жоффруа выбрался в Мунт. То, что он увидел, напоминало пир во время чумы. Роскошь двора, интриги, предательства, и среди всего этого некогда обожаемый брат-король и его утратившая красоту, но не властные замашки королева. Сандер предполагал, что Филипп мог измениться, но то, что он увидел, поразило.

За время их разлуки брат растолстел в два раза и постарел лет на пятнадцать. Теперь его вряд ли кто-то мог назвать пять ланов мужской красоты. Эжени все еще была при нем и была по-прежнему прелестна, но все, кроме самого Филиппа, знали, что красавица утром пускает к себе сына королевы, днем – брата, а вечером – друга короля. Гастон, к слову сказать, сдавшийся и выдавший свою дочь за Жореса Аганна, не считал зазорным делить любовницу с королем и зятем. Но канцлер хотя бы привязан к Филиппу, чего нельзя сказать про прочих. Радость, с которой король бросился к младшему брату, словно бы принесшему с собой горный ветер и дым осенних костров, ножом полоснула Александра по сердцу. Только тогда он ощутил всю степень одиночества Филиппа. Одиночества, на которое тот сам себя обрек.

Но Александр не ответил на безмолвный призыв о помощи. Наверное, Обен был прав, и он стал жестоким. Кому он что доказал, когда говорил с братом, как с чужим, когда не поехал в Тагэре на похороны матери. Да, он был ранен, а Ра-Гвару была нужна помощь против вознамерившегося вернуть себе Набот Оскара, но мать есть мать, даже если она тебя никогда не любила. На похоронах были лишь Филипп и Лаура, двое из четверых выживших детей Эстелы и Шарля. В иглеции брат потерял сознание. Гастон написал, что король до последнего ждал герцога Эстре, даже задержал службу, а тот в это время гнал коня в противоположную сторону.