Раймонд Фейст - Хозяйка Империи

Тапек был удовлетворен: наглецы получили хороший урок. Перед ним осталось лишь центральное ядро отряда — последняя шеренга оставшихся в живых воинов, прикрывающих с тыла удаляющийся паланкин, — а также командир легиона Суджанра и советник Инкомо. Они все, даже дряхлый советник, непоколебимо стояли перед лицом смерти, как истинные солдаты Акомы.

Тапек шагнул вперед, не веря собственным глазам. Слишком опустошенный, чтобы снова поддаться гневу или изумлению, слегка ошалевший от могущества своей магии, он постарался собраться с мыслями.

— Что это значит? Вы слепцы? Тупые чурбаны? Вы же видели, что стало с вашими товарищами! — Он жестом показал на останки тех, что еще недавно были живыми людьми, и его голос возвысился до крика, усиленного с помощью магии.

— Почему же вы еще не ползаете на брюхе, моля о пощаде?

Никто среди уцелевших в эскорте Мары не двинулся с места. Все хранили суровое молчание.

Тапек еще на шаг приблизился к охране паланкина. Те рабы, которые еще не успели сбежать, попадали ниц, устрашенные демонстрацией неистового гнева черноризца. Они лежали в придорожных канавах в десяти шагах от обочины, плача и дрожа, уткнувшись лбами в землю. Тапек не удостоил их вниманием: для него они были безликими ничтожествами, стоившими не больше, чем вытоптанная трава под ногами. Горячий пепел, разносимый ветром, обжигал ему глаза, пока он перешагивал через обугленные скелеты. Кусочки покореженных доспехов и костей хрустели под его ногами. Он подходил все ближе и ближе; свита Мары не отступала.

Далеко впереди, кренясь и дергаясь, продвигался зеленый лакированный паланкин с развевающимися, сбившимися занавесками: носильщики мчались что было сил. Кейок держался с ними вровень, несмотря на обременяющий его костыль.

Тапек, презрительно созерцавший это бессмысленное бегство, обратился к застывшим перед ним воинам:

— В конце-то концов, какое значение имеет ваша верность? Вашей госпоже все равно не удастся уйти отсюда живой.

Защитники властительницы безмолвствовали. Перья на шлеме Суджанры качнулись и задрожали, но подобная мелочь не могла удовлетворить мага: ведь это не его могущество заставило воина трепетать, а просто ветер подул. Воля офицера была непоколебима, решение — непреклонно. Инкомо держался уверенно, словно жрец на священной земле храма; в выражении его лица читалась безмятежная готовность принять любую судьбу, ниспосланную богами.

Тапек окинул пристальным взглядом каждого из стоящих перед ним воинов, которые, оказавшись свидетелями его ярости, тем не менее сумели не поддаться страху. Оставалось одно средство, которое могло пробить и разрушить броню их сплоченности и упрямства.

Подогреваемый вновь вспыхнувшим гневом, Тапек оценил расстояние между собой и тем поворотом дороги, до которого успел добраться паланкин Мары. Приметив поблизости от того места дерево, расщепленное ударом молнии, он мысленно направил туда острие своей воли, и магическая энергия перенесла его прямо к цели.

При появлении черноризца Кейок резко развернулся и, стоя между магом и паланкином, застыл в оборонительной позе. Костыль при этом служил ему опорой.

— Прикажи носильщикам остановиться! — потребовал Тапек.

— Пусть госпожа распоряжается своими рабами, как пожелает. — Кейок вытащил из-под плеча костыль, сжал его двумя руками и повернул, высвобождая потайную защелку. Гладко отполированные части деревянного посоха легко разделились с негромким, но отчетливо различимым свистящим звуком: так заявляет о себе клинок, извлекаемый из ножен.

Зычным командирским голосом, в котором не было и намека на старческое дребезжание, Кейок заявил:

— Я не сойду с этого места без приказа госпожи. Тапек уже ничему не удивлялся. Он смерил Кейока свирепым взглядом, но тот и не думал уступать. Слишком много морщин пролегло на лице Кейока и слишком многие годы оставили след на этом лице, чтобы сейчас его черты дрогнули, обнаруживая слабость. Возможно, в последнее время его глаза утратили былую зоркость, но в них горела уверенность человека, знающего себе цену. Он уже столкнулся с самым худшим из того, что могло выпасть на долю воина, — выйти из боя живым и остаться калекой, — но нашел в себе силы преодолеть унизительность такого существования и заново наполнил жизнь смыслом. Его спокойный взгляд, казалось, говорил: в смерти нет ничего таинственного — лишь последний благодатный отдых.

— Да кому ты нужен, старик, — презрительно бросил маг. Он направился к зарослям, куда в поисках укрытия поспешно ринулись носильщики, тащившие паланкин Мары.

Кейок перешел от слов к делу с поразительной быстротой. Молниеносный выпад — и неожиданно для себя маг обнаружил, что к нему устремлено острие меча, направляемого умелой рукой увечного старца.

Стремительность нападения ошеломила Тапека; он едва успел увернуться.

— Да как ты смеешь!.. — завопил он.

Несмотря на все, что произошло перед этим, Тапек даже помыслить не мог, что кто-нибудь из этих ничтожеств решится ему угрожать. Кейок не только решился, он повторил свою выходку. Его меч со свистом обрушился вниз, и в черном одеянии появилась прореха. Тапек поспешил отскочить, но его движения были куда менее ловкими, чем у одноногого воина, и он лишь с большим трудом избежал смертельного удара. Взлетевший в воздух клинок снова заставил мага отступить. Выведенный из равновесия, Тапек не мог призвать на помощь магию: для этого требовалось сосредоточиться, а ему, как назло, приходилось пригибаться, увертываться и пятиться под натиском опытного фехтовальщика.

— Стой!.. Прекрати сейчас же!.. — только и мог выкрикнуть маг, преодолевая одышку: он не имел обыкновения утомлять собственные мускулы и порядком растерялся, внезапно оказавшись в положении человека, спасающего свою жизнь.

А Кейок еще умудрился, делая следующий ложный выпад, издевательски полюбопытствовать:

— Ну что же, ты даже от меня не можешь убежать?

Вынужденный воспользоваться прибором перемещения, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от Кейока, Тапек исчез и появился снова, но уже за пределами досягаемости старого полководца. Он тяжело дышал и сгорал от стыда за свое отступление. Чуть ли не захлебываясь от душившего его бешенства, он собрал все величие, на какое еще был способен, и выпрямился во весь рост. Из глубокого колодца исступленной ярости он призвал необходимую ему энергию. Магическая сила росла в нем, наполняя воздух потрескиванием озона. Голубые энергетические разряды скапливались вокруг Тапека, словно он находился в центре сверкающей молниями грозы, готовой разразиться над ничтожно малым клочком заброшенной земли.