Элизабет Мун - Путь наемника

— А вы, ваше величество? Как же вы? — спросила Доррин.

— Я останусь здесь, и если будет на то воля Великой Госпожи, поговорю с ней. Мне нужно спросить ее очень и очень о многом.

В ту ночь противник оказался заперт словно ожившей тьмой леса, не позволившей никому покинуть долину. До самого утра эльфийские рыцари прочесывали ее склоны и дно. Все три маршала и Пакс скакали вместе с эльфами, выслеживая и преследуя жрецов Лиарта. К утру, добавившему золота к серебряному свету, осиявшему долину, Пакс успела убить еще двоих жрецов в рогатых шлемах. Каждый маршал записал на свой счет по одному жрецу, и еще одного эльфы обнаружили скончавшимся от ран. Помимо жрецов, убитыми оказались два десятка джибб, дюжина фолокаи и больше сотни орков. Паргунские когорты стояли, запертые невидимой стеной в дальнем конце долины, лишь по привычке сохраняя какое-то подобие строя. Когорты барона Верракая были разбиты на несколько групп, разоружены и взяты под охрану. Больше половины стрелков Комхальта погибли. Оставшиеся" так же как. и гвардейцы Верракая, стояли, тесно сбившись в одну плотную кучу" под неусыпным надзором конвоиров. Что же до последователей Лиарта, то большую часть из них разметали по всей долине и затоптали копытами эльфийских скакунов.

Пакс вернулась к строю королевского отряда, щурясь от смешанного сияния эльфийского света и солнечных лучей. Она сразу же присоединилась к маршалам, вознесшим молитву об исцелении раненых. Когда последний из исцеленных уснул, положенный, на ворох теплых плащей, чтобы набираться сил, Пакс почувствовала рядом е собой чье-то присутствие. Обернувшись, она обомлела.

За ее спиной стояла Госпожа Леса и смотрела на нее в упор, пристально, так же как недавно смотрела в глаза королю.

— Я хочу поговорить с тобой, паладин Геда, — произнесла Великая Госпожа.

Пакс вслед за ней отошла чуть подальше от раненых. За время, прошедшее с тех пор, как королева эльфов появилась в долине, по берегам ручья не только растаял снег, но и появилась нежная зеленая травка. При этом каждый росток, каждая травинка, казалось, переливались всеми цветами радуги. Госпожа подвела Пакс к самому берегу ручья, где на высоком пригорке уже распустились первые желтые цветы. Здесь она расстелила плащ прямо на земле и жестом предложила Пакс сесть рядом с собой. Пакс, робея и стесняясь, аккуратно села на самый краешек и поджала под себя ноги. Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к журчавшему по-весеннему ручейку.

— Мы появились здесь не для того, чтобы воевать, — этими словами нарушила тишину королева эльфов. — Просто я захотела сама встретиться с Фалькьери перед тем, как он войдет в Чайю.

— Я помню это ваше желание, — сказала Пакс.

— Я вовсе не хочу уязвить твою честь, когда говорю, что мне захотелось самой увидеть его. До нас дошли известия о том, что ты позволила взять себя в плен и попросила одного из киакданов разжечь священный костер от его имени. — На мгновение взгляд Госпожи стал более суровым и жестким. — А когда речь заходит о таких вещах, как священный костер, священное дерево или священное чутье тонкого мира, — это, Паксенаррион, как ты понимаешь, не может не касаться эльфов хотя бы потому… потому что огонь бывает очень опасен для нас, для нашего леса.

Пакс покачала головой:

— Я приношу свои извинения, Великая Госпожа. Я знала только, что мне нужно известить всех о том, где он и что с ним. А киакдан… просто он первым пришел мне в голову.

— Мы принимаем твои извинения. Мы не можем не брать в расчет и то, что один из киакданов в свое время исцелил тебя. Но даже в этом случае нам показалось, что будет разумным приветствовать короля на ведомой людям границе его королевства. Да, мы знали, что ему здесь грозит опасность. Но я так давно не покидала Эльфийского Леса, что даже не могла себе представить, насколько эта опасность велика. Великое Дерево Мира скорбит о том, что под его кроной смогли собраться воедино и нанести удар столь многочисленные силы зла. Великий Певец безмолвствует, ибо не в силах описать все предательства, обрушившиеся на сына моей дочери и близких ему людей. — Великая Госпожа замолчала и некоторое время спокойно сидела, глядя на воду и поглаживая рукой траву, как человек гладил бы лежащую у его ног любимую собаку. — Но Великий Певец и Великое Дерево Мира объединились в стремлении к торжеству истины и справедливости. Когда пришло назначенное время, мы исполнили данное обещание. Сын моей дочери не разочаровал меня, Паксенаррион. Истинной правдой были твои слова, что он станет достойным королем.

Пакс ничего не сказала. Возразить на это было нечего, а подтверждение словам эльфийской королевы не требовалось.

— А еще меня очень порадовала та, что по праву стала паладином Геда, — продолжала Госпожа Леса:

— Мы узнали, что ты добровольно сдалась в плен тем, кто продал свои души темным силам, и пошла на это ради короля. Мы испытали чувство глубокой скорби, полагая, что уже никогда не увидим тебя живой. И вот ты здесь и по-прежнему верой и правдой служишь королю, защищая его от навалившихся со всех сторон темных сил. Не хочешь ли ты, паладин Геда, поведать нам, что с тобой произошло? Я думаю, этот рассказ будет достоин того, чтобы его воспели великие певцы наших королевств.

Пакс сидела, молча глядя на воду, с мелодичным журчанием бежавшую меж камней. Ей даже показалось, что она увидела на одном из перекатов серебристую рыбку.

— Госпожа, — сказала она, — я бы не стала лишний раз вспоминать о тех страшных днях. Их лучше не воспевать, а навеки забыть. И кроме того, ни один смертный не сможет рассказать всего, что там со мной случилось. Это ведомо только самим богам.

— Не хочешь ли ты воистину забыть пережитые тобой мучения? Мы многим обязаны тебе, Паксенаррион, паладин Геда. Если таково будет твое желание, мы можем наполнить твои воспоминания радостью и стереть в твоей душе все шрамы, что напоминают тебе о тех пытках.

Пакс покачала головой и вновь посмотрела Госпоже Леса в глаза:

— Нет. Я благодарю вас за то, что вы предложили мне эту помощь. Воспоминания действительно тяжелы для меня, но я сейчас такая, какая есть, благодаря всему, что со мной было в прошлом. — Помолчав, она добавила:

— Благодаря этим страшным дням тоже. Мне было так страшно, больно и плохо, что душа моя болит до сих пор. Но если я забуду о перенесенных мучениях, если я не буду знать, что такое в мире бывает, то как же я смогу помогать другая? Шрамы, оставшиеся на моем теле, равно как и те, что исполосовали мою душу, свидетельствуют людям и мне самой о том, что я знаю полную меру страданий и с полным правом защищаю других от страха, унижения и боли.