Андрэ Нортон - Зеркало Мерлина

— А его? — спросил один из стражников, указывая на спящего.

Датор махнул головой.

— Ничего похожего…

Да, Рей оказался прав: у них есть описание его примет. А датор, похоже, из тех, кто обращает внимание только на те детали, которые указаны в полученном им приказе. Но откуда они знают, подумал Рей, когда стражники ушли, что кого-то надо искать? Если капитан Тейт выполнил их уговор, то, значит, бежали все, или, по крайней мере, все пытались добраться до Северного моря?

С другой стороны, капитан мог обмануть его — такое тоже могло случиться. Или, наконец Тейт мог попасться, его корабль захватили, и из допросов пленников установили, что Рей все еще на свободе и искать его надо в районе набережной. Лучше поверить в самое плохое. Но что он должен здесь делать? До сих пор никакого приказа от захватившей его воли. Почему этот невидимый, неслышимый руководитель, так глубоко внедренный в Рея, что с ним невозможно бороться, привел его обратно? Наверное, для чего-то большего, чем игра в прятки с людьми Посейдона.

Женщина ушла на кухню и теперь вернулась с подносом. Там стояли миска с тушеным мясом, ломоть хлеба и кружка с вином, похожим скорее на скверно пахнущую воду, которая в этом заведении почему-то считалась благородным напитком.

Рей достал монету из кошелька вора и увидел, что глаза женщины слегка расширились. Он не положил монету на стол, как предполагал сначала, а держал в пальцах, так что виднелся только краешек. Женщина заискивающе улыбнулась, как до этого улыбалась датору.

— Желаете что-нибудь еще, милорд?

— Комнату, где человек может отдохнуть в одиночестве.

— Отдохнуть, — повторила она. — Да, мы, пожалуй, можем найти вам такую. — Глаза ее передвинулись с его лица на край монеты, а затем обратно. Она указала подбородком на заднюю комнату: — Туда и наверх по лестнице. Возьмите комнату за синей занавеской.

Рей бросил монету на стол. Женщина сгребла ее ладонью и мгновенно спрятала где-то в складках своего платья. Он взял поднос и пошел, стараясь не торопиться, чтобы не вызвать подозрения.

В кухне было двое наблюдающих, как он поднимается наверх по крутой лестнице — чем-то похожая на ведьму официантка и горбатый мужчина, который резал какие-то овощи, так низко склонившись над ними, что рисковал обрезать свой собственный подбородок.

За синей занавеской было помещение, напоминавшее клетку. Там не было ни стола, ни стула, только постель — соломенный тюфяк, повисший над грязным полом на раме с четырьмя ножками, и полка на стене, где стоял кувшин. Окно прикрывали ставни. Рей поставил поднос на полку и принялся открывать окно. Оно противилось его усилиям, но с помощью кинжала ему все-таки удалось распахнуть его.

В нескольких футах от него была глухая каменная стена соседнего дома. Рей посмотрел вниз: там, между стенами, был узкий проход, более чем наполовину заваленный мусором, очень опасным для того, кто попробовал бы спрыгнуть вниз, чтобы воспользоваться этим проходом для бегства. Но, все-таки Рей почувствовал некоторое облегчение от сознания, что он не заперт здесь, как в ловушке.

Он сел на край грязного, вонючего тюфяка и стал есть. Еда была горячей и слишком перченой — видимо, чтобы покупали больше выпивки. Но голод Рея она утолила, он съел все, даже вытер миску корочкой хлеба. Затем откинулся к стене, чтобы подумать. При его свидании с Хроносом воля, во власти которой он был, диктовала ему все, что он говорил. Он это остро чувствовал тогда. И был уверен, что спасение мурийцев было продиктовано ею, даже если детали бегства придумывал под давлением обстоятельств он сам. Значит, до сих пор он выполнял все, что было предусмотрено Наакалями. Но что же ему оставалось сделать еще?

Долго ли он должен ждать, когда его подтолкнут к выполнению каких-то новых задач? Его негодование по поводу такого управления не было больше жарким, оно чуть тлело в нем. Однако пока не настало время встретиться с теми, кто послал его сюда, он должен подавлять это чувство. Человек, ослепленный злобой, легко совершает ошибки.

Рей уставился в окно.

— Ладно, — сказал он беззвучно, — я здесь, и я жду. Если я буду ждать слишком долго, со мной, возможно, покончат, и то, что вы хотите от меня, останется не сделанным. Придите ко мне и дайте намек. Чего вы хотите от меня?

Он пытался молча выкрикнуть это, как будто мог дотянуться через три моря до мозга Наакаля, или Ре Му, или кто там еще ввел в него принуждение.

Рею показалось, что камни стены потемнели. Деревья! Он закрыл глаза и снова медленно открыл их. Он как бы смотрел в перевернутый бинокль. Ряды деревьев — все крошечные. Однако, его мозг говорил ему, что по-настоящему они высокие, как башни…

Нет! Это не ответ! Он крепко зажмурился. Деревья тут ни при чем. Он не должен их видеть, не должен о них думать…

— Приди. — Он думал о воле, которая до сих пор им управляла, словно она была радиопередачей на прерывающейся частоте, и он мог ловить ее только изредка. Он опустил голову на сжатые кулаки. — Приди, — умолял он, — дай мне знать, что я должен делать! Дай мне знать, пока не поздно!

Фордхейм держал в руке полоску перфорированной бумаги. Значит, Бартон поверил, что это ответ?

— Не вытягивайте, не сгибайте, не рвите, — процитировал Харгрейв. — Полагаю, что нам следовало бы теперь пользоваться любым видом черной, белой, красной, зеленой или голубой магии, но я отказываюсь согласиться, что человек может быть уменьшен до такого! Откровенно говоря, я не хочу этому верить. Это… Это просто непристойно!

— Не человек, нет, — поправил Бартон. — Мы требовали уравнения, пригодного для определенного типа мозга, чтобы мы могли установить, каким должен быть призывный прибор. Это уравнение дал нам ваш собственный компьютер, точно так же, как раньше снабдил вас уравнением для Атлантиды.

— А оно вообще не могло быть правильным! — всплыл Харгрейв. — Мы видели и засняли только лес, помните? Я поверю в Атлантиду, когда увижу хоть какое-нибудь доказательство.

— Ну, ладно, никто не настаивает, что это обязательно Атлантида, — ответил Фордхейм. — Но доктор Бартон прав. Мы заложили сведения и получили уравнение: мы воспользовались им и получили то, что вы видели сами, — то, что мы засняли. И там мы потеряли человека. Логично предположить, что он не остался до сих пор на том же месте, где вышел. И если это сработает…

— Если сработает, — подчеркнул Харгрейв.

Фордхейм провел руками по лицу. Он устал, так устал, что ему трудно было сделать лишнее движение. Когда он, в сущности, спал? Он даже не мог вспомнить.

— Это не все, что нам надо, — сказал Бартон. — Вы должны это понять. У нас есть факты его армейской биографии, сведения от людей, знавших его, справки о здоровье и тому подобное. Я вовсе не уверен, что прибор сработает, но это лучшее, что мы можем сделать. Для больших шансов нам нужно было бы иметь диаграмму его поведения, другие сведения, относящиеся к периоду хотя бы двухлетней давности…