Стивен Браст - Джагала

Я вздохнул и спросил, нельзя ли где-нибудь взять напрокат лошадь. Безусловно, прямо здесь, у заднего двора есть коновязь, а мальчишка-конюший за медяк поможет подобрать нужную. Сколько? Ладно.

«Хорош смеяться, Лойош.»

«Босс, иногда ты просишь о невозможном.»

Боль совершенно прошла, так что вполне можно заработать новую. Я вернулся за столик, прикончил кофе, а затем зашагал к задней двери, к коновязи. Так иные шли к Звезде Палача.

«Мальчишка-конюший» был чуть постарше меня, лысеющий, рослый, с пронзительными черными глазами и довольно толстый. Мне даже стало жаль коняшек. Когда он снимал развешенный инвентарь, я оценил объем его бицепсов. Вероятно, в его обязанности входило также подковывать лошадей.

Болтуном он не был, просто хмыкнул, когда я объяснил, что мне нужна лошадь, которая позволит мне остаться сверху и не поставит меня в неудобное положение. Он вывел упитанную лошадку той масти, которую, кажется, зовут «гнедой». Мне она казалась просто коричневой. Вот почему бы просто так и не назвать, а?

Он подвел лошадь ко мне, помог вставить ногу в стремя, затем обошел с другой стороны и утвердил на место вторую ногу.

– Ее зовут Марси, – сказал он.

– Хорошо.

Марси оставалась ко всему этому безучастной, что меня порадовало. Я чувствовал себя очень, очень высоким. Слишком высоко. Все, что так поднимается, непременно упадет.

Я потрусил в указанном направлении, стараясь не стучать зубами. Марси, да будет она благословенна во веки веков, шагала заметно быстрее меня, а значит, не нужно пускаться в рысь, кентер, галоп или карьер. Я поклялся по возвращении оставить конюху хорошие чаевые за то, что он не сыграл со мной одну из столь популярных шуточек.

Стало заметно теплее. Я снял плащ и сложил на крупе Марси – сидя верхом, это куда сложнее. Но благодаря заботливому конюху, доброму нраву Марси и указаниям Инче, чувствовал я себя вполне пристойно. Впереди показался двойной ряд деревьев, описанный мне как въезд в особняк. До самого особняка оставался еще немалый кусок дороги, где меня увидели несколько садовников, которые словно сомневались, нужно ли кланяться. Наверное, дело в лошади. На сотню миль окрест я, пожалуй, единственный, кто не считал себя экспертом в чистокровных скакунах; вероятно, так же посмотрели бы на Морролана, который едет на Бал Дня Вознесения, избрав для этого воз с сеном.

Ничего, Марси, я тебя все равно люблю.

Кто-то вроде грума, облаченный в сияющие пуговицы, вытянулся возле выхода из старинного серокаменного особняка. Точно у низкой лестницы, что вела к двум белым колоннам, обрамлявшим двери из красного дерева. У каждого из столбов на манер декорации стоял стражник; облаченные в красное и зеленое, с металлическими шляпами, у каждого в руках нечто вроде топора на рукояти длиннее человеческого роста. Вроде и не самое практичное оружие, но с другой стороны, не хотел бы я, чтобы меня подобным рубанули.

Взгляды их скрестились на мне. Они не двинулись, но внимание на меня определенно переключили. У одного были самые впечатляющие усищи, какие я только видел, громадные, грозно торчащие в стороны, изгибающиеся вверх – благодаря особому клейкому воску, таким торговали в Южной Адриланке. Никогда им не пользовался. У второго из-под жестяной шляпы выбивались рыжие волосы; наверное, он не был коренным фенарианцем.

Я справился бы с обоими, если понадобится. И хватит о них.

При моем приближении грум подался навстречу, нахмурился и замялся. Я же просто спрыгнул – слава Вирре, я провернул этот трюк с должной грацией, и не потерял равновесие, держа центр тяжести пониже. Так меня учил дед на уроках фехтования. Не думаю, что я выглядел неуклюжим. Я снял плащ с крупа Марси и бросил поводья груму, пока он не решил, что он тут совсем не для этого. Плащ я забросил через плечо. Да, я могу делать это картинно, немало поупражнялся, и нет, я не хвастаюсь.

Я проговорил:

– Барон Владимир Мерс с визитом к его сиятельству. Присмотрите за лошадью, пока меня не представят.

Почему бы не взять к новому имени и новый титул?

Грум на мгновение замялся, потом поклонился:

– Да, господин.

Я подождал, пока он уводил лошадь, смотря так, словно не был уверен, знает ли он свое дело. На самом деле я просто не хотел идти прямо сейчас, ноги еще дрожали. Стражники наблюдали за мной, смотря куда-то в сторону. Знаю такой фокус, понятия не имею, обманули ли их мои ужимки с грумом. Наверное, нет.

Грум увел Марси куда-то прочь, а я собрался с силами и преодолел три ступени. Когда лезешь по ним вверх, они почему-то выше, чем когда смотришь с седла. У дверей я на мгновение остановился, потом дернул за шнур. Внутри прозвучал звонок, и вскоре дверь распахнулась.

Дворецкий – таковым он, по мне, выглядел, и таковым был – оказался типичнейшим представителем породы. С него бы картинки писать: высокий, идеального сложения, чисто выбритое лицо, благородная седина. Он отвесил мне вежливый, вопросительно-безмолвный поклон.

– Барон Владимир Мерс с визитом к его сиятельству, – повторил я.

– У вас есть визитная карточка, господин?

– Нет.

Лицо его ничего не выражало.

– Могу я сообщить его сиятельству цель вашего визита?

– Передайте ему вот это, – я достал алую упаковку и отдал ему.

– Хорошо, господин. – Он еще раз поклонился и скрылся внутри.

Через десять минут он вернулся и передал мне пакет; печать была сломана. Я взял его и, не разворачивая, вернул в карман плащ.

Дворецкий кашлянул и сказал:

– Граф примет вас немедленно.

7.

Лефитт: Ну надо же. Здесь? Что мне надеть? Ох, всегда смущаюсь, когда разговариваю со знатью.

Бораан: Однако ты ведь тоже – знать.

Лефитт (смущенно): Вот именно. Я давно уже с собой не разговариваю.

Он развернулся и повел меня внутрь особняка. Я следовал за ним, стараясь не кривить губы.

Особняк просто кричал о достатке: высокие и широкие коридоры; зал с портретами, вероятно, предков; мебель прочная, элегантная, и не без вкуса. Не хочешь, а зауважаешь. По пути я видел еще четырех стражников, которые сражались главным образом со скукой. Очень похожи на тех, что снаружи, но без металлических шляп. Наверное, для собственной безопасности: когда никого нет, можно опереться о стенку, не рискуя ее поцарапать.

Двойной лестничный пролет и галерея над главным залом, панели белого дерева, перила из полированной древесины на три тона темнее. Два стражника у дверей, обменявщись взглядами с дворецким, резко скрестили свои громадные топоры, преграждая вход. Ротса от резкого движения подпрыгнула у меня на плече, а Лойош забеспокоился. Я тоже. Но пока беспокойство не стало чрезмерным, стражники снова вернули топоры в прежнее положение, и вход открылся. Дворецкий тут же сделал шаг вперед и сказал…