Анна Ринифе - Город забытых снов(СИ)

- С таким же успехом он мог ее выбросить или всучить кому-нибудь другому, но он отдал ее мне.

- Ты во всем хочешь найти смысл, да?

- Без смысла мир будет невыносимо жесток.

- А со смыслом невыносимо лжив.

Лика вздохнула. Она знала, о чем говорит Доминик. Иногда она завидовала людям, которые искренне верят - в Бога, судьбу, фортуну, рок - безразлично, во что. Если человек во что-то верит, ему намного легче выносить удары жизни. Но переступить через порог "верую ибо абсурдно" Лика не могла себя заставить.

- Здесь в подъезде живет немой мальчик с аутизмом. Думаешь, нет абсолютно никакого смысла в том, что он родился? Просто ошибка природы?

Доминик поднял на нее свои изумрудно-ледяные глаза, и его взгляд был красноречивее любых слов. Случайной ошибкой он считал себя - вопиющим просчетом, который напрочь опровергал мнимое совершенство мироздания. Он сам был доказательством того, что миром правит хаос, а значит все принесенные жертвы - все искалеченные и обездоленные, все покинутые и неприспособленные к существованию - напрасны. Это было просто как дважды два, но смириться с этим Лика не могла. Она уже открыла рот, чтобы предложить Доминику заняться поиском смысла его волшебного превращения, но заблаговременно поняла, что сама не продвинулась ни на йоту в поисках смысла собственной жизни. Правда, сегодня этот вопрос, как никогда раньше, казался ужасно глупым и совсем не важным.

Лика улыбнулась, выхватила у Доминика черную книжку, которую тот все еще вертел в руках, и отбросила ее подальше. Их ждал вечерний город, полный свободы и хрупких надежд.

***

На залитой солнцем поляне, по-турецки скрестив ноги, сидел Рыжий. В руках он вертел что-то блестящее, похожее на кубик-рубик с зеркальными гранями. Рыжий усердно пытался их составить, хотя, на первый взгляд, они все казались одинаковыми. Он был целиком сосредоточен на своей забаве, и, похоже, его абсолютно не волновало то, что он сидит один-одинешенек на бескрайнем лугу в высокой траве, и вокруг нет никаких протоптанных тропинок, ведущих к людям.

Рыжий тихо улыбался сам себе, и его улыбка растеклась по всему лицу, которое стало напоминать лик викторианского купидончика. Розовощекий и до умиления обаятельный ребенок поднял на Лику свои наивные глазки с лукавыми искорками и нараспев пролепетал: "Я знаю Имя".

***

Утро наступило быстро - как болезненный отход от анестезии. Не успев толком осмыслить проведенный с Домиником вечер, девочка уже ломала голову над своим сном. Это видение хотелось прогнать прочь, стереть из памяти, но оно упрямо прокручивалось вновь и вновь, как заевшая пластинка.

"Какое имя, черт возьми, ты знаешь?" - в голос пробурчала Лика. - "А я вот не знаю, как тебя зовут".

Правда, тогда в машине, разговорчивый попутчик рассказал ей о себе все - от погоды в день его рождения до цвета оберток его любимых конфет - все, кроме имени. Лике было все равно, ей вовсе не хотелось с кем-то знакомиться, и она надеялась, что больше никогда не увидит этого случайного встречного. Но сейчас ей стало интересно. Абсолютно чужой ей человек врывался в ее сны, это злило. Может быть, все было бы не так странно, если бы она хотя бы знала его имя.

В дверь позвонили. Лика открыла и столкнулась взглядом с доктором.

"Ты пропустила наш сеанс", - пробурчал он, не снимая с лица улыбки.

Лика посторонилась, и незваный гость шагнул в квартиру.

Доктор бесцеремонно прошел на кухню и по-хозяйски налил себе чаю. Он умостился, закинув ногу за ногу, в деревянный бабушкин стул и стал дуть в полную до краев чашку.

Лика мялась на пороге, не зная, как начать разговор. "Я Вас предупреждала", - вертелось у нее на языке, но выдавить из себя эти несколько слов было почему-то сложно.

Орлиный взгляд оторвался от сухого коричневого листочка, который никак не желал опускаться на дно, и впился в Лику. Через секунду непослушный листок опять завладел вниманием врача, но мгновения было достаточно, чтобы ладони и спина девочки покрылись холодным потом. Это не был страх перед принудительным лечением. Это был ужас, безотчетный и неподконтрольный, ужас от близости к этому странному человеку с испепеляющим взглядом, пришедшему как к себе домой, без стеснения заглядывающему в самую душу, буравящему там самый темный омут, чтобы взять образцы для своего беспощадного анализа. Он не пил чай и не говорил. Лучше бы он отругал Лику, пригрозил ей или притворился участливым. Но он играл по своим, лишь ему известным правилам, и милосердие в их число не входило.

- Что ж, мы перенесем пропущенный прием на другое время, растянем наше знакомство еще на неделю, - довольно протянул развалившийся на стуле психотерапевт.

Лика услышала, как напряженно тикают часы на стене. Старый механизм, так же безропотно, как и лет двадцать назад, безукоризненно вел подсчет секундам, шаг за шагом, отточенной походкой, тик-так, тик-так, по кругу, без остановки, не прерываясь ни на миг, чтобы отдышаться, тик-так, тик-так.

Воздух сжался от удара чего-то сладкого, бергамота, сандала, пачули и еще каких-то цветов, наверняка, похожих на росянки. Это доктор стряхивал свой шарфик, чтобы заново повязать его вокруг шеи. Его костюм, элегантный и, очевидно, слишком дорогой для врача, был темно-синего цвета, взгляд тонул в нем, как в томных очах какой-нибудь героини любовного романа. Не обращая внимания на Лику, доктор вышел в гостиную. Девочка слышала, как он бродит по бабушкиной комнате, и у нее екнуло сердце: над заветными корабликами повисла опасность штормовой атаки. Но доктор прошел мимо стола, вернулся в прихожую, подхватил свое небрежно брошенное пальто и направился к двери.

"До встречи", - бросил он на последок не то, чтобы попрощаться, не то чтобы напомнить о цели своего визита.

Когда дверь за ним закрылась, Лика вздохнула с облегчением. Что ж, три недели прошло - еще немногим больше, и она будет свободна.

***

Ты всегда хотела, бабушка, чтобы у меня было много друзей. Наверно, раньше если у человека были друзья, то с этими людьми можно было говорить обо всем, когда плохо и когда хорошо. Сейчас все не так, и тебе было сложно это понять, бабушка. Хотя дело вовсе не в этом. И это не высокомерие, бабушка. Это даже не застенчивость. Просто я не нужна им, а они не нужны мне. Хотя, я бы хотела, чтобы в мире существовал хотя бы один человек, способный меня понять, человек, который не захотел бы во мне ничего менять и принял бы меня такой, какая я есть. Вот только я сама себя часто не понимаю, что же говорить о других. Знаешь, бабушка, хотя теперь, кажется, у меня есть такой друг. Он сам до ужаса странный, и, наверно, он бы тебе не понравился. Но я все равно думаю, что ты за меня рада. Видишь, у меня появился друг. Значит, я не безнадежна. Ты можешь не волноваться за меня больше. Все будет хорошо. Надеюсь, тебе там спокойно, только не тревожься за меня.