Кира Тигрис - Игра Богов

Ну вот, теперь уж точно все кончено: все улики против меня. Я больше не увижу ни сестры, ни свободы. Зачем только я взял это проклятое ожерелье? Селеста была права: золото сгубило в сотни раз больше людей, чем все металлы вместе взятые.

– Следуйте за мной, – ко мне подошел высокий полицейский, щелкнули наручники.

– Нет! Стойте! – закричал Андреа, он стоял в дверях номера и прекрасно видел собственными глазами и то, как я спер его безделушку, и то, как ее обнаружил этот мерзкий пудель. – Отпустите его! Это я подарил ему колье!

Наступила неловкая пауза, все собравшиеся застыли, проверяя свой английский.

– Вы уверены, Сеньор Лепрэнто? – переспросил капитан Гофман, видя, как обильно я краснею.

– Абсолютно уверен! – заявил Андре, незаметно подмигнув мне. – Это подарок за добрую весть о том, что моя невеста Лиана жива!

Кругом раздались громкие восклицания, охи и вздохи. Белый пудель громко заскулил, а за моей спиной снова щелкнули наручники, освобождая мои запястья. Капитан Гофман протянул мне проклятое колье, я густо покраснел, качая головой:

– Нет, спасибо, – откуда-то донесся мой хриплый голос, – я не возьму его…

В коридоре температура словно резко подпрыгнула на двадцать градусов, стало трудно дышать. Этот худенький белобрысый мальчишка только что спас мою честь и свободу. Это только на карте Италия похожа на сапог, а на самом деле – на рай. Я собрался с силами, взглянул в эти бездонные печальные глаза и сказал, как можно уверенней и громче:

– Я знаю, почему так жарко в Италии! Вовсе не из-за солнца, а от горячей крови щедрых итальянцев! Милле грацие, Андреа!

С этими словами я развернулся и направился прочь по коридору своим самым широким шагом, сгорая со стыда и скрипя зубами от безысходности. Впрочем, я остановился за первым же поворотом, прижался спиной к холодной стене и осмотрелся вокруг: никого, тишина и покой. Лишь издалека слышались женские всхлипывания: Федерико успокаивал мать, как мог.

– Пока Элеонора не поцелует Дарио, – бормотал я себе под нос, доставая из кармана клочок белого пергамента, – что ж, пора бы уже!

Сжимая между пальцами остатки черного лепестка, я выдавил из него последние капли крови, написав корявые толстые буквы и тут же их замазав:

«Dario Volpone».

Благо, что я все-таки успел узнать, как это пишется, по гравировке на ожерелье. Хоть для чего-то оно пригодилось. А вдруг не сработает? Что если уже слишком поздно?

Спрятав листок в карман, я бегом бросился обратно и как раз успел к началу представления. Мать Федерико, седая пожилая женщина, все еще рыдала на шее у сына. Андреа что-то громко доказывал Элеоноре на итальянском, вокруг шумно, но без рукоприкладства спорила толпа. Капитан Гофман тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Видимо, уже в десятый раз за последние три минуты. Он был и сам не рад, но долг есть долг.

Вдруг дверь самого дальнего номера широко распахнулась, и в коридор вышел высокий мужчина с черными густыми волосами, кое-где тронутыми сединой. Часть шевелюры оказалась растрепана, а все, что осталось, было убрано в тугой конский хвост. Черный дорогой фрак, перепачканный в соусах, был порван в нескольких местах. Бабочка где-то потерялась, а расстегнутая, некогда белоснежная, рубашка сейчас была мокрой от крови. На его смуглой шее в области горла сияла глубокая рана от ножа, но каким-то чудом кровь смогла остановиться. Дарио Вольпонэ развернул к нам свое безжизненно-бледное лицо, и все застыли в немом оцепенении. Карие глаза стали совсем черными, внутри горел какой-то неестественный красноватый блеск. Мужчина поправил свою окровавленную рубашку и виновато улыбнулся, произнеся для всех на английском:

– О, Мадонна! Я, кажется, проспал свадьбу единственной дочери!

Кто-то вскрикнул, пара самых чувствительных дам завалилась в обморок, белый пудель задрал свою острую морду и противно завыл. С губ Элеоноры сорвался тихий стон, и она, путаясь в длинных полах своего бардового вечернего платья, мигом бросилась к мужу.

– Дарио! Ты живой? О, слава Богу!

Не обращая внимания ни на восклицающую толпу, ни на его окровавленную рубашку, Элеонора бросилась на шею любимому, и тому ничего не оставалось, как крепко поцеловать ее в губы. Толпа зааплодировала, пудель залаял, и невозможно было понять, кто из присутствующих Лепрэнто, а кто – Вольпонэ. Не верилось, что это две смертельно враждующих семьи.

Я посмотрел на растерянного Федерико, стоявшего с раскрытым ртом. Седая старушка-мать по-прежнему обнимала его шею. Парень плохо понимал, что происходит, его огромные серые глаза неотрывно смотрели на ожившего Дарио, как на привидение. Бок о бок с итальянским мачо стоял Андрэ с такими же безумными глазами, но только смотрел он не на Дарио, а на меня. Пользуясь случаем, я криво улыбнулся и подмигнул мальчишке, дабы поддержать свою репутацию самого могущественного демона на корабле.

Настал момент платить по счетам, и я подошел к Элеоноре, все еще сжимавшей в объятьях своего Дарио, словно тот мог исчезнуть:

– Сеньора Вольпонэ, – произнес я на своем самом лучшем английском, – вы сказали, что вендетте конец, если снова поцелуете Дарио. Жизнь за жизнь!

– Ах, да! – тут же вспомнила счастливая женщина и повернулась к капитану Гофману. – Освободите парня и снимите с него все обвинения по просьбе потерпевших. Жизнь за жизнь!

Капитан Гофман облегченно вздохнул и улыбаясь пожал Дарио руку, словно удостоверяясь, что тот настоящий, и только потом освободил запястья Федерико от наручников.

Собственно, уже было около двенадцати ночи – как раз самое время, чтобы уйти с вечеринки и заняться своими делами. Я последний раз взглянул на толпу и быстро отправился восвояси уже знакомым путем, голодный желудок протяжно заурчал, требуя продолжения банкета. Глаза закрывались, ноги заплетались от усталости, зато на сердце почему-то стало тепло-тепло, прямо как в Италии вечером.

Но вдруг сон и голод как рукой сняло. Краем глаза я заметил, как за мной мелькнула чья-то тень, послышались тяжелые шаги. Недолго думая, я рванул с места в неизвестном направлении, которое привело меня в неожиданный тупик. Набрав в легкие побольше воздуха, а в сердце – смелости я круто развернулся, столкнувшись нос к носу с запыхавшимся Федерико.

– Сеньор… Демон! – выдохнул парень, смущенно глядя на меня своими серо-голубыми глазами, от пробежки и волнения его жесткие темные волосы торчали в разные стороны, он зачем-то дополнительно взлохматил их рукой. – Мистер Демон! Извините, я не хотел вас напугать!

– Я же вернул это дурацкое колье! – оправдывался я, боясь увидеть за его широкими плечами капитана Гофмана, но там было пусто. – Меня отпустили!