Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

— Злые боги. Ты наёмный убийца? Призывающий Тень? — в её голосе прозвучало удивление. Странно, даже что-то похожее на радость. Как будто он упомянул её хорошего знакомого. — Не может быть! — Шу рассматривала его, словно не узнавая. — Не думала, что ты такой… нет, не может быть! — она уткнулась ему в шею, прижавшись ещё теснее, и захихикала.

— И чему ты смеешься? Я такой забавный? — поглаживая черную макушку, Хилл улыбался. Непредсказуемая Шу.

— Угу, — она потерлась щекой о его плечо. — Мы с тобой давненько знакомы.

— Ты никогда не встречалась с Лунным Стрижем, — он все ещё не верил, что все так просто.

— Лунный Стриж выполнял мои заказы, — Шу улыбнулась возлюбленному так нежно и доверчиво, словно речь шла о новом сорте роз, а не дюжинах погибших насильственной смертью. От его рук.

— Твои? И пророк тоже? — Хилл облегченно выдохнул. Как много общего оказалось вдруг у помоечного подкидыша и принцессы, кто бы мог подумать.

— Разумеется.

— И где же мой орден? — теперь и Хилл смеялся.

— За тайные заслуги? Он засекречен. Но у меня есть другое предложение, — она легонько посопела ему в ухо.

— Да? Какое же?

— Одна принцесса вместо одного ордена. Подойдет?

— Одна принцесса? Ну… — за одну принцессу он бы отдал не только орден, но и весь мир в придачу. — В личное пользование?

— Угу, — Шу была слишком занята покусыванием нежной кожи между плечом и шеей, чтобы отвечать вразумительно.

— Тогда я согласен, — поймав её губы, Хилл на некоторое время лишил принцессу возможности продолжать беседу.

— А как тебе в голову пришло написать ту записку? Я смеялась до слез.

— Из чистого хулиганства. Лунному Стрижу ты платила гораздо больше десяти монет.

— Если точно, последний раз сто сорок.

— Ну и жук был Мастер! Мне сказал про девяносто.

— Был? — приподнявшись на локтях, Шу подозрительно разглядывала любовника.

— Это он меня продал, — Хилл улыбнулся как можно невиннее, глядя на принцессу честными-пречестными глазами.

— А… вот, значит, что за долги… — Шу обуял острый приступ любопытства. Сколько ещё сюрпризов у любимого в запасе? — Мастер Тени? Да?

— Угу.

— Ты хочешь сказать, что вот так запросто — самого Мастера Тени?

— Ну… он бы не понял, если бы я поступил по-другому.

— Хилл, — нежно поглаживая его по щеке, Шу пыталась осмыслить только что услышанное. — Почему ты позволил надеть на себя ошейник? И… скажи мне, разве Призывающий может нарушить контракт?

— Не может. Шу, — теперь уже он тревожно заглядывал ей в глаза. — Ты же не думаешь, что я могу причинить тебе вред?

— Нет, любовь моя. Не думаю, — она почувствовала, как напряженные руки, обнимающие её, расслабились и снова стали нежными. — Если бы ты хотел, у тебя было достаточно возможностей.

— Ни за что. Потерять тебя… эти два дня были самым ужасным, что только со мной случалось.

— О, Хилл, мне так стыдно, — одного только отблеска боли в любимых синих глазах хватило, чтобы она почувствовала себя последней болотной гадостью.

— Шу, родная, ну что ты, — прижимая к себе спрятавшую лицо у него на плече возлюбленную, Хилл покрывал поцелуями заалевшее ушко. — Шу?

— Я не отпущу тебя больше. Слышишь? — сердитый шепот и крепко вцепившиеся в него руки возносили его на небеса.

— Слышу. От меня не так просто отделаться.

— Хилл, так на тебя теперь вся Гильдия охотится?

— Делать им больше нечего.

— Ты же Мастера убил?

— Ну и что? Никто этого не видел, никто ничего не докажет. И вообще, им и так проблем хватит, без меня.

— Но тогда тебе придется туда вернуться…

— Ещё чего! Обойдутся.

— А как же… Хилл? Посвященные не могут покинуть Гильдию! Ты же… принадлежишь Хиссу…

— Ничего подобного.

— Как это? Ты же Посвященный?

— Да. Шу, любовь моя, — Хилл не переставал удивляться. Вместо того, чтобы выпытывать у него, за каким демоном Мастер продал его и не грозит ли ей самой опасность, она беспокоится о нем. — Ты ничего не забыла?

— Что я забыла?

— Я твоя собственность.

— Чушь. Какая ты к ширхабу собственность! Не говори ерунды! — от возмущения она заискрила голубыми молниями.

— Это не ерунда. Я предпочитаю принадлежать тебе, а не Хиссу, — идея о том, как все же можно обвести и Гильдию, и божественного покровителя вокруг пальца, только что пришла ему в голову. И показалась весьма соблазнительной.

— Я отпустила тебя.

— Угу. Так возьми обратно.

— Хилл… зачем? Ты свободен! Даже если считать, что я купила тебя законно, то я же имею право отпустить тебя на свободу?

— Хисс не признает свободы, Шу, — он не особенно разбирался в таких тонкостях, он же не храмовый жрец, но рисковать? Нет уж.

— Но… Хилл, милый, ты не боишься, что я…

— Нет, не боюсь. Шу, я не хочу больше иметь с ним дела. Понимаешь? Мне не нравится убивать. А он требует. Постоянно, — представив себе, что снова окажется перед выбором, Хилл вздрогнул. — Боги, Шу! Ты единственная, кто не хлопнулся в обморок, услышав слово Призывающий!

— А что, надо было?

— Ну… обычно, стоит намекнуть на то, кем я являюсь, у людей начинаются судороги и медвежья болезнь, — он ухмыльнулся, припомнив Шу её же слова.

— Обойдешься без обмороков.

— Ты просто прелесть, любовь моя. Так я могу послать Тёмного в Ургаш?

— А вот надену на тебя ошейник! — Шу показала ему язык.

— Да? Ну, попробуй, — подмяв её под себя, он ухватил одной рукой тонкие запястья и поймал губами удивленный вздох. Раздвинул коленом её бедра, второй рукой лаская напрягшийся сосок и ощущая готовую принять его влажность. Он терся о неё всем телом и вторгался языком в нежный рот, дразня и вырывая нетерпеливые стоны.

— Тигренок, ты не слишком дерзок для собственности? — её голос прерывался, она вся трепетала.

— В самый раз, — Хилл снова завладел её губами, не отпуская до тех пор, пока оба не стали задыхаться.

— Хилл, — она выгибалась и металась под ним. — Хилл!

— Да, любовь моя, — он вылизывал изгиб стройной шейки и покусывал розовое ушко.

— Ах! Хилл!

— Ты что-то говорила про ошейник?

— А? Хилл, пожалуйста!

— Значит, договорились?

— Да! Хилл!

— Моя госпожа чего-то хочет?

— Я хочу тебя! Сейчас!

— Все, что пожелаешь, любовь моя, Шу, — он застонал, сливаясь с ней в едином движении.

Усталые и счастливые, они лежали рядом, рассматривая отблески огня на потолке. Одну руку закинув за голову, другой Хилл держался за уютно устроившиеся в его ладони пальчики. Весь мир казался светлым и прекрасным, даже Рональд вызывал чувство, похожее на симпатию. Единственным, что нарушало идиллию, была жажда. Вино, сок, вода — все, что угодно. Но сил встать и добраться хотя бы до ванной с краном божественно прохладной воды уже не осталось.