Михаил Королюк - Квинт Лициний 2

— Тридцать девять с половиной, — пожаловалась мама.

— У-уу… — обеспокоенно вырвалось из меня.

В голове молнией мелькнуло:

"Как бы осложнение на почки не получить", — и мозг без задержки выкинул на язык:

— Тогда антибиотик из цефалоспоринов, аспирин, чем-нибудь десенсибилизирующим прикрыться, например – супрастином, и много-много питья. Сладкий чай с лимоном, морс кисленький – три литра на день. И строгий постельный режим не менее, чем на неделю.

— Как, как? — заинтересовалась мама, хватая лежащий рядом с телефоном огрызок карандаша, — дай запишу. Це-фа что?

— Пишите, — уверенно сказал я и продиктовал по слогам, — це-фа-лек-син, по пятьсот миллиграмм. Берите сразу три упаковки, там по три таблетки в день идет, вам как раз на десять дней приема хватит.

Мама быстро зачирикала на листке.

И тут до меня дошло:

"Мля… Ты бы еще из пятого поколения антибиотик предложил…"

Мама опустила бумажку в карман передника.

— Э-э-э… Ну… А если в аптеке не будет или без рецепта не дают, — замямлил я, примериваясь, как выбраться из ловушки, в которую сам же себя загнал, — то оксациллин или эритромицин. Да, так даже лучше будет!

— Оксациллин врач и прописала, — кивнула мама. — Минут двадцать как ушла.

"Ах, так вот откуда такой знакомый аромат! — я чуть не хлопнул себя по лбу. — Ну да, на одном, видимо, участке живем. А это мне крупно повезло, что разошлись. Вот смеху-то было б… Только тут моей клоунады с ней не видели".

Щеки запылали нездоровым жаром.

— В медицину пойдешь? — заинтересовалась мама Люба моими неожиданными познаниями.

Я поймал себя на том, что сверлю жадным взглядом карман ее передника и отвел глаза.

— Не уверен… У меня в последнее время математика отлично пошла. Да что там пошла – полетела просто, — начал я закладывать фундамент будущей легенды. — Так что и на точные науки могу пойти. Но время еще есть обдумать.

— Да, до конца этого класса можно еще выбирать, — легко согласилась мама, — ну… Иди к болящей, только не долго. А потом на кухню, чаю попьем.

Я зашел в Томину комнату. Да, серьезно ее пробрало. Обессиленно прикрытые глаза обметаны темными полукружьями, на побледневших губах ломкая корочка, припухлости под углами челюстей… Присел на край кровати и положил руку на сухой пылающий лоб. Как бы не за сорок уже.

— Привет…

Приоткрыла глаза и послала слабую извиняющуюся улыбку.

Заставил себя убрать руку и озабоченно спросил:

— Аспирин пила?

Она через силу кивнула.

— Давно?

Скосила глаза на настенные часы и прошептала слабым голосом:

— С полчаса назад.

— А, хорошо… Сейчас должен будет подействовать. Молоком запивала?

Отрицательно качнула головой.

"Вот двоечница! — я в сердцах воскликнул про себя, — не сказала, что аспирин надо обязательно запивать молоком. Ууу… Встречу – накажу!"

— Голова болит?

— Да… — жалобно пискнула она и поморщилась.

— Ну, милая, — я положил пальцы ей на виски и помассировал круговыми движениями, — потерпи, скоро пройдет.

Откуда-то из-за плеча долетело приглушенное Яськино фырканье. Я проигнорировал.

Взял двумя пальцами беззащитное ушко и скатал в трубочку. Отпустил.

— Точно, мягкое как тряпочка… Как я и подозревал.

Тома улыбнулась, легко-легко, самым краешком губ. Довернула голову на подушке и какое-то время мы просто молча смотрели друг другу в глаза. Лицо ее постепенно приобрело умиротворенный оттенок, затем она чуть заметно поморщилась, и веки смежились.

Я понял:

— Ну… Отдыхай. Мы пойдем…

Она чуть двинула головой, отпуская, и мы с Ясей на цыпочках двинулись на выход. От дверей я оглянулся: Тома тихонько улыбалась в полутемный потолок.

Глава 4

Понедельник, 26 сентября 1977, вечер

Ленинград, Измайловский пр.

О том, что ровно месяц назад я тыкал кинжалом в печень человеку, вспомнилось совершенно внезапно, и меня передернуло от отвращения. Ну да, и не человек то был, а так, человечишка… И не зря тыкал, а за дело, пусть и не в этом временном потоке. Да и не то важно, за что, как спасая кого и от чего… Но все равно осталось какое-то гадливое чувство. Может оттого, что тогда в какой-то момент почувствовал удовольствие?

Я повертел в руке свой только что законченный труд – первый учебный нож. На рукоять пошел кусок толстого шершавого пластика, подобранного на свалке. Он-то, собственно, и навел меня на мысль поработать в этом направлении. Навершие и клинок вырезал из мягкой резины, прикупленной в сапожной мастерской. А через рукоять и клинок, на две трети его длины, проложил полусантиметровой толщины металлическую пластину.

Взял изделие прямым хватом и, вообразив себя живым злобным мясом, попробовал нанести пару резких проникающих ударов по воображаемому противнику. Да, еще далеко не Валерий Быков… Движения тренировать и тренировать. Но нож удался. Баланс, вес, инерция – просто идеально для тренировки. Вещь. Чувствуется как реальный нож. Буду нарабатывать навык, кто знает, что и когда в хозяйстве пригодится?

Я еще немного потренировался, а затем упал на ковер и расслабился. Взгляд скользил по приглушенной полутьме потолка, следуя за разбегом мириадов мельчайших трещинок, бороздящих старую побелку. Отрешившись от всего, я искал окончательное решение одного вопроса.

До сих пор все было однозначно: зло – это зло и есть, ошибиться невозможно. Устранил – стране стало лучше. Сейчас же я просто не знаю, к чему может привести воздействие.

"Ну, хорошо, — подумал, перекатываясь на живот, — они уже вогнали Брежнева в барбитуратную зависимость. Неумышленно, конечно. Недооценили опасность препарата вообще, и повышенную чувствительность Первого к нембуталу в частности. Возраст, да и печень посадил в шестидесятом. Полез зачем-то на стартовый стол через несколько часов после взрыва ракеты. Что ему там делать-то было? На обугленные тела смотреть? Вечно он себе приключения на задницу находит. То в урановую шахту спустился на смену, то в облако гептила на Байконуре пошел, то чуть-чуть его самолет над Средиземным морем истребитель не расстрелял. Еле летчик увернул из-под пулеметов…

Но про повышенную чувствительность к барбитуратам станет ясно потом, постфактум. Пока же просто борются с бессонницей и раздражительностью из-за сокращения курева. Прикрылись легким, как они думают, транквилизатором.

Значит, все будет идти так, как идет: ускоренное дряхление, резкое снижение работоспособности, падение критичности, нарушения координации, будет плыть разборчивость речи. Классика барбитуратной зависимости.