Анатолий Дроздов - Изумруд Люцифера

— Что-нибудь не так? — спросила она, боясь, что он передумает.

— Проверяю: все ли на месте, — ответил Кузьма, не поднимая глаз. — Попросил Марью Васильевну купить — самому выходить было нельзя, так не забыла ли чего? Белье, носки, мыло, зубная щетка… Тревожный набор, как в газете, когда в командировку могли неожиданно послать. Вроде все…

«Да он заранее все рассчитал! — сообразила Рита. — Ему ведь, если правду рассказал, деваться некуда, а моя квартира — последнее место, где его будут искать. Специально томил, гад, ожидая, когда я куплюсь… Ах, ты!»

Рита остановила машину и с треском захлопнула за собой дверцу. Кузьма торопливо выбрался наружу следом и заискивающе улыбнулся. Похоже, понял, что его раскусили.

Рита двинулась к подъезду, не оглядываясь, Кузьма поплелся следом. Они молча поднялись в лифте, молча зашли в квартиру, молча и синхронно разделись в прихожей. Рита переобулась в тапочки, а Кузьма так и остался в носках. У Риты была запасная пара мужских тапочек, но она со вдруг пробудившейся мстительностью решила, что гость перебьется.

На кухне она плюхнулась на угловой диванчик, Кузьма пристроился на стуле напротив и снова дружески улыбнулся ей.

— Ну? — сердито спросила Рита, еще не зная, как ей себя вести. — Что будем делать?

— Кушать очень хочется, — начал Кузьма.

— Между прочим, кормить никто не обещал! — обозлилась Рита.

— У меня есть деньги, — примирительно сказал Кузьма, — Могу и сам приготовить. Я с утра ничего не ел…

— Потерпите! — стукнула ладонью по столу Рита. — Хотите есть — накормлю! Но сначала все расскажете про своего Ангела.

Если бы Риту спросили, зачем ей понадобился Ангел, она б не ответила. Ей просто почему-то очень хотелось, чтобы Кузьма стушевался и попросил. Все равно что. Только чтобы не смотрел на нее с такими озорными смешинками в зеленых глазах. Однако он не стушевался

— Расскажу! — пообещал. — Но только, если ужин с водкой. И сначала ужин…

— Сначала рассказ! — не согласилась Рита.

— Жестокая вы женщина, — с видимым притворством вздохнул Кузьма. — Тут разговору на два часа. И на голодный желудок… — он еще раз просительно взглянул на нее, и она едва не сдалась под этим обволакивающим взглядом. Но в последний момент взяла себя в руки.

— Говорите!

— Тогда в сокращенном виде, — сдался Кузьма, — по причине острого недоедания. Думаю, начать лучше с прадеда Кузьмы.

— Причем тут прадед?

— Потому что все от него, — назидательно заключил Кузьма, — так что, если хотите слушать, сидите тихо. Прадед Кузьма, как я вам когда-то уже говорил, был крестьянином в глухой деревне. Но еще он занимался бортничеством. Борти — это такие ульи, — пояснил Кузьма, рисуя в воздухе руками, — целиком выдолбленные из короткого бревна. Их и развешивают на деревьях в лесу. Словом, прадед был пчеловодом. И вот однажды кто-то выдрал у него борти…

— Что значит «выдрал»? — перебила его Рита.

— Это значит, что кто-то не просто вытащил из бортей мед, а для облегчения процесса сбросил их на землю. Борти разбились, и пчелы улетели. Прадед, когда обнаружил это, пришел в деревню, собрал мужиков и сказал, что тот, кто это сделал, пусть лучше придет к нему сам.

— И?

— Никто не пришел. А через две недели из соседней деревни прибежал к прадеду мужик, встал на колени и умолял простить. Но прадед сказал, что уже поздно. И мужик умер.

— Почему? — спросила Рита, чувствуя, что у нее холодеет спина.

— Потому что прадед Кузьма был, как бы это сказать, колдуном… что ли. Или знахарем… На борти он заклятие наложил. Об этом вся округа знала, поэтому его борти в лесу никто не трогал. А тут случился какой-то пришлый, решил полакомиться на дармовщинку…

— Ну нельзя же так… — опечалилась Рита. — За мед человека…

— Мы живем в другое время… — Кузьма помолчал. — То был голодный год, и у прадеда тогда умерло трое детей. А вообще у него из всех уцелела только одна старшая дочка, моя бабушка. Он никого не хотел убивать. Он же сказал: пусть ко мне сам придет… Хотел человека спасти.

— Хорошо, — тряхнула головой Рита, — с прадедом все ясно. А причем тут Ангел?

— А притом, что у бабушки моей из шестерых детей из-за войны выжили только две дочери. И первыми потомками-мужчинами прадеда Кузьмы стали сыновья старшей дочери бабушки — Владислав и Кузьма. Вы не до конца раскопали историю Ангела, Маргарита. Плотницков — это фамилия его первой жены. А настоящая — Телюк. Владислав Телюк, мой старший брат…

Рита судорожно сглотнула слюну. Кузьма словно и не заметил этого.

— Вы разве не обратили внимания на то, как мы похожи? — продолжил безжалостно. — Я, правда, специально, бородку отпустил, чтобы это скрыть, но шила в мешке не утаишь. Вы правильно почувствовали, что с Ангелом что-то не так, что он не вписывается в образ, выписанный в моих статьях, но только вывод сделали неверный.

Она смотрела на него во все глаза.

— Вы хотите сказать?..

— Что Ангел — это совместное предприятие двух братьев, правнуков знахаря Кузьмы. Никакая Служба рядом с нами не стояла. Это бизнес. Вот и все.

— И вы… тоже?..

— По сути, это я — Ангел!

— Тогда скажите! — Рита протянула ему обе ладони. — Все, что вы тогда не договорили. Только не надо про стренч!

— Не буду, — Кузьма на миг склонился над ладонями. — Что недоговорили?.. Про детские болезни вам неинтересно… Вот! В детстве вы едва не погибли. Вам тогда было совсем… Лет пять…

— Шесть! — Рита изумленно посмотрела на него. — Мы купались в реке, и папа отвлекся. А меня течением утащило на глубину. Помню: бегу по дну, ножками перебираю, вокруг все зеленое и очень страшно. Воздуха не хватает, и так хочется его глотнуть!.. — она помолчала. — А папа тем временем смотрит: по реке бант плывет. Он его хвать рукой, а под бантом — я!..

— Повезло!

— Бант спас. Папа, как чувствовал, завязал… Но все равно — это не доказательство. По рукам и цыганки гадать умеют, — Рита слегка покраснела, вспомнив свой визит к гадалке и ее слова. Она взглянула на Кузьму: брови у него оказались черные, атласные, какие-то совсем не по-мужски красивые, крылатые брови. И это ее почему-то обозлило. — Вы мне покажите что-нибудь такое, чего другие не могут. Тогда поверю.

— Фокус? — сощурился Кузьма.

— Пусть будет фокус.

— Самый-самый?

— Самый-самый…

— Обижаться не будете?

— Не буду! — упрямо сказала Рита, чувствуя, что ее заносит, но уже не в силах остановится. — Ну?

— Ап! — вдруг, как в цирке, воскликнул Кузьма и хлопнул в ладоши прямо перед ее лицом. Рита отшатнулась и тотчас поймала взгляд его зеленых глаз… Глаза были большими и добрыми, они манили и обволакивали…