Василий Горъ - Нелюдь

Коренастые, широкоплечие, с ручищами, больше похожими на кузнечные клещи, они одинаково кривились в «радостных» улыбках и… угрожающе поигрывали устрашающего вида железяками.

Удостоверившись, что мы их увидели, они оскалились еще шире и… одновременно посмотрели на меня. Потом тот, который стоял в центре, демонстративно почесал себя между ног и поцокал языком:

— Хороша…

— Угумс… — радостно поддакнул спутник слева, а тот, который стоял справа, соизволил пошутить:

— Огонь, а не девка! Вишь, как волосы горят?

— Гы-ы-ы!!! — жизнерадостно заржали все трое… и подобрались. Сообразив, что Меченый уже стоит на земле. С Посохом Тьмы в руке. И хмурится…

— Слышь, Бездушный! Ты свою палочку-то убери! И… залазь обратно на лошадку. А то мы сегодня слегка не в духе… — хмуро буркнул тот, который стоял в центре.

— Угумс! И могем тебя паламать…

Кром молча перетек на шаг вперед. И в этом его движении было столько угрозы, что в глазах мужиков мелькнула растерянность. А у меня по спине покатились капельки холодного пота.

— Слышь, Бездушный! Оставь девку и уезжай! — после короткой заминки предложил главарь.

— Угумс… И, эта-а-а, пасмари назад! Шоб не делал глупастей! — поддакнул его товарищ слева.

Кром посмотрел. Потом перевел взгляд на меня и приказал:

— Слазь… И иди сюда…

Я тоже оглянулась, увидела в руке того, из сарая, арбалет и зажмурилась…

«Самое страшное на свете — это потеря души…» — в голосе брата Димитрия прозвучал такой дикий ужас, что мне захотелось спрятаться за широченной спиной отца и заткнуть уши. — «Человек, которого выпивает Посох Тьмы, никогда не получит Посмертия. И никогда не встретится с душами своих близких. Поэтому живите праведно. Дабы Вседержитель ниспослал вам смерть, которую вы заслужили…»

Слова брата во Свете, всплывшие в памяти, не требовали толкования — любая из возможных смертей была лучше потери души. Только вот перспектива попасть в лапы этой четверки почему-то пугала меня намного больше, чем заклание на алтаре. Поэтому я отрицательно мотнула головой. Естественно, не открывая глаз.

— Слазь, тебе сказали! — рявкнули спереди. А через мгновение подхватили справа-сзади: — Она забоялась! Ничего, я подмогну!!!

— Н-не надо!!! — выдохнула я, ощутила, как вокруг моей щиколотки смыкается кольцо из пальцев, и изо всех сил вцепилась в седло…

Пальцы вытащили мою ногу из стремени, потом скользнули к колену… и пропали. А до меня донесся жуткий булькающий хрип и треск переламывающихся костей.

«Меченый…» — подумала я. И не ошиблась…

… Когда я, наконец, открыла глаза, тело горе-арбалетчика билось в агонии прямо под копытами моей кобылки. А из его горла торчала хорошо знакомая мне рукоять метательного ножа Бездушного. Чуть поодаль с кровавой кашей вместо головы валялся любитель пошутить.

Его товарищ, начинавший каждую фразу со слова «угумс», лежа в дорожной грязи, пытался дотянуться трясущейся рукой до перебитого позвоночника. А главарь четверки, стоя на коленях, смотрел на Крома остановившимся взглядом и протяжно выл. На одной ноте.

Отметив какую-то несуразность в его фигуре, я пригляделась и злорадно усмехнулась: Кром перебил ему обе ключицы. И теперь широченные плечи здоровяка выглядели заметно уже.

— Жить хочешь? — протерев окровавленный конец Посоха Тьмы какой-то тряпкой, спокойно спросил Меченый.

Главарь заткнулся и закивал. От усердия чуть не оторвав себе голову.

— Приведешь… Сюда… Главу вашего Братства…

У здоровяка округлились глаза, а во взгляде появилась обреченность.

— Он придет… — «успокоил» его Кром. Потом ткнул пальцем в ожог на своей щеке и добавил: — Опиши…

«Бездушные — средоточие Зла. Поэтому к ним тянутся все те, чьи души склонны к служению Двуликому…» — раз за разом повторяла я, вглядываясь в лицо мужчины, сидящего напротив Меченого. — «Чем сильнее Бездушный — тем больше его уважают те, кто своими деяниями торят себе путь к Богу-Отступнику…»

Каждое слово брата Димитрия было истинной правдой: глава Меллорского братства Пепла смотрел на Крома, как на воскресшее воплощение Темной половины Двуликого. То есть с уважением и… ужасом.

Правда, последний он старался скрыть. Поэтому много улыбался и… ел. Все то, что нам приносили.

А вот говорил он крайне мало. Как, впрочем, и Меченый. Поэтому их разговор в основном состоял из многозначительных и малопонятных фраз. И пауз:

— Мои ворохнулись…

Пауза.

За время которой блюдо с очень неплохо пожаренным мясом опустело не меньше, чем на треть.

— Ты был в своем праве…

Снова пауза.

И треск хрящей на зубах обоих мужчин.

— Что ты хочешь в ответку?

Во время этой паузы в глазах Серого промелькнула вся гамма негативных эмоций от легкого раздражения до бешенства. Причем все эти эмоции — по моим ощущениям — касались не Меченого. А тех недоумков, которые повстречались нам на пути.

Прожевав очередной кусок мяса, Кром кивком показал Серому на меня и буркнул:

— Одеть… Ее… Как дворянку…

— И… все?

Утвердительный кивок.

— И вы уедете из Меллора? — справившись со своим удивлением, уточнил глава братства Пепла.

Бездушный снова кивнул. И отдал должное медовухе.

Серый пригубил из своего кубка, потом поставил его на стол, вытер усы рукавом и зачем-то прикоснулся к тоненькому серебряному колечку, надетому на мизинец его правой руки:

— Я тебя услышал…

Глава 11. Принц Неддар Латирдан

Седьмой день четвертой десятины второго лиственя.

…Выбравшись на седловину, принц Неддар остановился, посмотрел вниз, на простирающееся под хребтом белоснежное море облаков, и поморщился: в Олдаррской долине, вероятнее всего, тоже шел дождь.

— У вас, долинников, такие слабые ножки… — ехидно поддел его Вага и, ткнув кулаком в бок, сорвался с места. — Устаете, не успев пройти и перестрела…

— Сам ты долинник! — возмутился Латирдан. — А я…

— …настоящий хейсар! — из-за спины раздался ехидный смешок Унгара.

Спускать шутку младшему брату побратима Неддар не собирался. Поэтому ударил на звук. Пяткой. И попал — юноша, только-только заслуживший право на меч, согнулся пополам и уткнулся лицом в камни.

Воины, видевшие этот удар и имевшие возможность оценить скорость и технику исполнения, слитно ударили себя кулаками в грудь:

— У-уэй!!!

Латирдан довольно усмехнулся, дождался, пока Унгар вдохнет, и участливо поинтересовался:

— Может, отправить тебя домой? А то, вон, дыхание сбил…