Александр Прозоров - Заклинатель

– Этого не может быть. Не может! Наш мир, наше будущее – это не стеклянное блюдце, чтоб могло на куски расколоться и так дальше жить: кусочек здесь, кусочек там. Блюдце – оно или есть, или его нет. Из разбитого блюдца чаю уже не попьешь. Я видел свой мир, Лютобор. А значит, он есть!

– Всякое может быть, чадо. – Колдун вытянул руку над костром. Искры потянулись к его ладони, а следом, оторвавшись от дров, в кожу втянулось и пламя. Стало темно. – Кто же знает, каковы они, миры наши. Кто их видел, кто собирал, кто выращивал? На что они похожи? Может, на чашу. Может, на мозаику. А может, на горсть листьев, плывущих по течению широкой реки. Однако же я попытаюсь найти новое заклятие, которое сумеет вернуть тебя домой. И ты сам о таком подумай. Обучен ты уже неплохо, самому пора заговоры составлять. Месяц у нас с тобой есть. Час полнолуния ушел, надобно дожидаться нового.

– Я попытаюсь…

Новик спрыгнул с алтаря – и вдруг оказался лицом к лицу с волосатым существом, имеющим большие человеческие глаза, свиной пятачок, два направленных вниз клыка и объемистое пивное брюхо. Существо сказало: «Ой!» и с громким хлопком ушло в землю. Андрей кашлянул:

– Мне привиделось, мудрый Лютобор, или тут только что кто-то стоял?

– Не обращай внимания, – отмахнулся колдун. Он сладко зевнул, вошел в легкое облачко ползущего от озера тумана. И пропал.

– Пойдем, пойдем в кости поиграем, – подергал его кто-то за подол ферязи. Зверев опустил глаза и обнаружил упитанного суслика с длинными резцами, выпирающими из-под передней губы, с голубыми прозрачными глазками и стоящего на длинных ногах. Причем с копытами. – Пошли, цветок папоротника выиграть сможешь. Знаешь, чего с его помощью сделать можно? Золота несметно, любви любой, жизни бесконечной.

– Боже сильный, милостью твоей осени и строяй все на спасение рода человечества… – перекрестил суслика Андрей.

– Вот дурак, – нелицеприятно отозвался тот, наклонился и шустро влез в земляную норку.

– Любви, любви, любви… – зашелестели по траве толстые гадюки.

– Господи, спаси, помилуй и сохрани… – Зверев попытался их перекрестить.

Змеи не испугались, и он с ходу перешел на змеиный заговор Лютобора. Гадюки пропали, а над торопящимся к усадьбе новиком закружили серые крылатые твари.

– Это видели? – без всяких заговоров продемонстрировал обнаженную саблю Андрей, и нетопыри предпочли умчаться в другую сторону. Не совсем, в общем, безмозглыми оказались. Напоследок, возле самой дороги, ему попалась обнаженная девушка, что размеренно расчесывала свои волосы костяным гребешком.

– Не замерз, молодец красный? – вполне дружелюбно спросила она. – Коли холодно тебе – давай согрею. А коли жарко – то меня согрей.

– Извини, русалочка, сегодня не могу, и так замотался, – пробежал мимо Зверев. – Привет водяному.

– Не русалка я, суженый мой. Любава я, нареченная твоя, – проникновенным голосом ответила девушка. И надо сказать, что-то в душе молодого человека дрогнуло. Но он успел усвоить, что пристрастие к расчесыванию волос – первая русалочья примета. Во всяком случае, ночью, в голом виде и неподалеку от водоема. И хотя жениться на болотной диве молодец и может, счастья от такого союза не бывает никогда.

– Спасибо на добром слове, – Зверев повернулся к ней боком и продолжил отступать к усадьбе, – но у меня другая невеста есть. Уж извини.

– Ну а коли есть, так с нею в постели лежать надобно, а не по полям ночным шастать, – сурово отчитала его красавица, извернулась и на четырех лапах побежала к воде. И откуда они только взялись?

– Да-а, в полнолуние здесь гулять явно не стоит, – признал новик. – Не сожрут – так заморочат, заворожат, обманут.

Но он, к счастью, уже стоял у ворот. Его сегодняшнее приключение окончилось.

Москва

Разумеется, утром новик проспал все на свете. Его разбудил Пахом, посланный узнать, отчего молодой боярин не явился к завтраку.

– Это дело такое, Белый, – сладко зевнул Андрей. – Чем больше спишь, тем больше хочется. Ступай, я сейчас спущусь.

Подождав, пока закроется дверь, он откинул одеяло, спрыгнул на пол, хорошенько, до хруста костей, потянулся и начал одеваться. В здешнем мире существовало очень странное поверье – будто человеку голым спать нельзя. Мол, злые духи всегда готовы проникнуть в тело человека, если он спит без одежды или ходит, туго не опоясавшись. Зверев же привык спать обнаженным. Так и тело отдыхает, и к прохладному белью кожей прикасаться приятно, и вообще… Какой смысл в чистом постельном белье, если ложиться на него в одежде?

Он только успел натянуть поверх исподнего шаровары, когда дверь в светелку открылась, и внутрь с бадьей в одной руке и шваброй в другой вошла Варвара. Увидев новика, она округлила глаза, кинулась было назад, но Зверев успел поймать ее за руку:

– Ты куда, Варя? Подожди. Чего тебя не видно совсем? Где пропадаешь?

– Я не пропадаю, Андрей Васильевич. – Девушка старательно отводила взгляд. – Просто ты уходишь раньше, нежели я прибираться прихожу. А по вечерам я с бабами за прялкой сижу.

– Подожди… – не дал себя обмануть новик. – Захотела бы – могла бы и пораньше прийти. Или во двор выйти, когда я в усадьбе, или в горницу. Раз не вижу тебя – значит, специально прячешься. Почему? – Андрей взял ее за подбородок, повернул лицо к себе, посмотрел прямо в глаза. – Почему?

– За сердце девичье боюсь… – Зверев увидел, как по ее щеке скатилась слеза. – Прикиплю сердцем… Что потом станет с ним… Со мной… Как жить буду?

– Глупая… Все с тобой хорошо будет. Ты будешь счастлива. Ты всегда будешь все так же красива и счастлива… – Он наклонился и поцеловал мягкие, чуть солоноватые губы. – У нас с тобой все всегда будет хорошо.

На лестнице застучали шаги – девушка вырвалась из его объятий и кинулась застилать постель. Через несколько секунд в светелку вошел Василий Ярославович – в обтягивающей тело ферязи, украшенной спереди шелковыми и парчовыми вошвами с самоцветами, в подбитой драгоценным кротовьим мехом епанче на плечах, с саблей на поясе. Рукава рубахи были алые, атласные.

– Чегой-то ты к столу не выходишь, сынок? Никак занедужил?

– Зато хорошо выспался, – пожал плечами Зверев.

– Вот и ладно, – кивнул боярин. – Атласную рубаху надень, шаровары и сапоги яловые. Саблю, само собой, пристегни, но броня ныне нам ни к чему. В полюдье поедем, по имению, по деревням нашим. Глянем, везде ли порядок, как посеялись, сколько скотины опросталось, как косится, нет ли людей приблудных, не слышно ли о татях лесных али иных бедах. Старостам наказ дадим, себя покажем. Коли смерды господина долго не видят, мысли у них дурные появиться могут. Что руки над ними нет, что ослаб помещик, что на защиту его надежды нет более, а волю его можно не исполнять. Споры надо рассудить, с мужиками уговориться, коли не так что идет. Сбирайся, коней ужо седлают.