Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям!

— Значит, это был концерт по заявкам, — умильно констатировала я. — Здорово! Я бы не отказалась каждую ночь под такую музыку засыпать! Но вряд ли у вашего покровителя найдется время баюкать меня еженощно. Жаль! Эх, вот диск с какой музыкой я б купила даже лицензионный! Если увидите его, передавайте мое восхищение, аплодисменты и просьбу выступить на бис.

— Коль случится увидеть, непременно передадим, магева, — пообещал дядюшка Каро, а Лакс ревниво фыркнул. В отличие от Фаля, искренне опечаленного из-за пропущенного чуда, парень, кажется, жалел о том, что не видел загадочного музыканта только потому, что не имел возможности задать ему трепку за исполнение серенад чужим девушкам.

Поболтав еще чуток о загадочном феномене Темного Менестреля, мы занялись завтраком и упаковкой шмоток. Кейр, готовый хоть сейчас в поход, разумеется, озаботился заготовкой съестного на трапезу и про запас, припахав в помощь Гиза, а я и Лакс, в вещах которого после недельного запоя царил полный ералаш, всерьез взялись за сборы в поход. Усевшись рядом с сундуком, я откинула крышку и печально вздохнула. Да в Евклидовом пространстве все эти великолепные вещи маэстро Гирцено ни при каком искусстве упаковки не могли влезть в походную сумку скромных размеров. Предстоял процесс мучительного отбора. Не тащить же за собой сундук, приторочив его к крупу Дэлькора и не реквизировать же фургон балаганщиков. Они-то дадут, да я сама себе буду французов-мародеров под Москвой в 1812 напоминать. Кажется, Фаль, обожавший все яркое, блестящее и изысканное, переживал не меньше моего, даже о своем диатезе забыл. Перелетел на краешек крышки, печально погладил верхнюю золотистую рубашку, расшитую мелким жемчугом, и вновь вернулся на плечо.

— Чего вздыхаешь, никак о Темном Менестреле мечтаешь? — с усмешкой спросил вор, внутренне напрягшись.

— Менестрель — это поэзия, а на данный момент более всего меня беспокоит проза жизни. Жаль вещи здесь оставлять, а все в сумку не запихнешь, — честно призналась я в собственном грехе и помечтала: — Мне б такой волшебный сундук, чтоб стукнул, скажем, три раза по крышке, он уменьшился, хоть в карман клади, стукнул снова, и к прежним размерам вернулся, — я мечтательно постучала по крышке и ойкнула.

Сундук на моих глазах плавно съежился до размеров шкатулки.

— Вот это да!!! — Лакс разом забыл о ревности, подался ближе и спросил: — А ты так с любой вещью можешь?

— Я так вообще не могу, моя магия больше на стихии, дух и плоть действует, с предметами материальными сложно, на раз-два ничего не выходит, тем паче, что я даже рун не рисовала, — я не стала приписывать себе чужие заслуги и логично предположила: — Это, наверное, Фаль!

— Нет, Оса, я не стряхивал пыльцы, — отперся от авторства волшебства и сильф, хотя по глазам видела, испытывал сильное искушение похвастаться.

— Может, это ты у нас колдун? — иезуитски уточнила я и ткнула пальцем в грудь вора, туда, где в распахе рубашки виднелась золотистая от загара гладкость кожи.

— Я вор, коль позабыла, — перехватив и нежно пожав мою руку, покачал головой Лакс.

— Вы чего тут, никак ссоритесь? — поинтересовался Кейр, заглянув в фургон, и тут же изумленно спросил: — А сундук куда дели?

— Разбили на щепки в драке! — пошутила я и, пока Кейр в самом деле не начал щепок искать, торопливо потянулась к крышке уменьшенного предмета, осторожно постучала, почти не веря, в новое чудо. Однако, сундук покорно вернулся к прежнему виду. Телохранитель изумленно крякнул, а Лакс радостно наябедничал:

— Представляешь, тут такие чудеса творятся, а почему никто не знает! Оса и Фаль, скромные наши, божатся, что не при чем!

— Не при чем, если только могучая сила моего подсознания не вышла на уровень применения магии без осмысленного управления, но кто бы тут не помог, хоть Темный Менестрель, хоть сам Гарнаг, спасибо ему огромное! Дареному коню в зубы не смотрят. Я плакалась, не знала, как багаж тащить, теперь вопрос решен, — довольно объявила я, снова уменьшая сундук тремя ударами по крышке и засовывая его в походную сумку. Как только виновник благодеяния объявится, не премину высказать свою безграничную признательность лично. — А как там с завтраком?

— Я за тем и заглянул, хотел вас звать, а теперь думаю, может не стоило, вдруг, если вы тут еще посидите, пара-тройка других нужных чудес случится, — усмехнулся Кейр.

— Нет, ну или почти нет в мире таких чудес, которые стоили бы завтрака у костра в самой лучшей компании, — наставительно оповестила я общество, протискиваясь мимо телохранителя из полутьмы фургона на волю.

— Так уж и самой лучшей, — отчего то неожиданно смутился Кейр, может недохвалили в детстве, когда это самое нужное, чтоб уверенность в себе и своих силах на всю жизнь осталась.

— Наилучшей, — уверенно подтвердила я и нахально продолжила: — Я вообще так счастлива, что едва сдерживаюсь, чтоб без конца к вам на шеи от переизбытка чувств не кидаться и не душить в объятиях. А то, коль не задохнетесь, испугаетесь моей эмоциональной неуравновешенности и разбежитесь кто куда, а нам еще Проклятое Озеро искать.

— Я храбрый, можешь обнимать, когда только заблагорассудится в любое время дня и особенно ночи, — моментально влез готовый на подвиги Лакс, миляга Фаль, хоть и не понял всей двусмысленности фразочки, охотно ему поддакнул.

— Обожаю храбрецов, — пококетничала я и, моментально сменив ставшую опасно интимной тему, подмигнула Гизу (дескать, внимание, секундная готовность!) и воскликнула, усаживаясь на свое вчерашнее место у миски с кашей: — Ах да, Кейр, что-то я тебе сказать хотела. Память девичья, ветер в голове. О, вспомнила! Ты не против, мы жалование Гиза к твоему приравняли.

Киллер кивнул в подтверждение моих слов.

— Справедливо, — спокойно, без малейшей тени зависти или возмущения по части конкуренции согласился мужчина, берясь за свою темную, чуть погнутую в долгих походах ложку.

— Значит, семь серебряков в неделю плюс премиальные у Лакса получишь, — небрежно мотнула я головой и принюхалась к каше получше.

Н-да, похоже, мюсли вечно и бесконечно как Вселенная! Стоило перебираться из мира в мир, чтобы и тут лопать утром овсянку с мелко накрошенными яблоками. Изюмом, разумеется, тут разжиться было негде. Ладно, за все хорошее стоит платить и если опостылевшая каша входит в счет, так тому и быть. Я ухватилась за ложку и, не обращая внимания на донельзя подозрительный взгляд Кейра, просчитывающего, где, в чем и как я его объехала на хромой кобыле, отправила в рот первую ложку. Гиз свою почему-то попридержал, кажется, давился смехом, хоть и сохранял внешне невозмутимый вид.