Джон Норман - Охотники Гора

Женщина, познакомившаяся с ошейником, знает, что избавиться от него ей не удастся. В глубине души она действительно ощущает себя рабыней и остается ею навсегда или, по крайней мере, до того почти невероятного момента, когда хозяин соблаговолит даровать ей свободу. Случается это крайне редко. Как гласит горианская пословица, сделать свободную женщину рабыней – признак благоразумия, но сделать рабыню свободной – первый признак недалекого ума.

Рабыня на Горе – всего лишь рабыня. И не более того. Многие из них это понимают сразу. К остальным понимание приходит постепенно. К Тине это понимание еще не пришло. Поэтому, пока мы стояли в Лидиусе, на нее были надеты кандалы, а талию девушки опоясывал широкий кожаный ремень с наручниками. Меня не прельщала перспектива потратить день, а то и два на ее поиски, вздумай она совершить побег. Оставлять же его безнаказанным было совершенно исключено.

К тому же, благодаря своему мастерству, она могла оказаться мне весьма полезной. Она будет нелишней и в том случае, если нам понадобится помощь Арна, разбойника, которого она опоила наркотиком и обобрала.

– Ты помнишь человека по имени Арн, – спросил я ее, – предводителя банды разбойников?

Она взглянула на меня искоса и озабоченно.

– Хочешь принадлежать ему? – поинтересовался я.

На лице Тины отразился нескрываемый ужас. Я повернулся к ней спиной и отошел в сторону, оставив ее у поручней одну. Такая реакция меня радовала. Думаю, подобная перспектива заставит ее служить мне с большим усердием и не привередничать, если мне вдруг понадобится воспользоваться ее воровскими способностями. Теперешнее положение дел должно устраивать Тину гораздо больше, чем перспектива угодить в лапы Арну. Однако любые ее старания вовсе не дают гарантии, что в случае необходимости я не отдам ее Арну: она моя рабыня, бессловесное животное, которым я вправе распоряжаться так, как мне заблагорассудится.

Я услышал, как Кара, стоящая у задней кормовой палубы, что-то негромко напевает. И по-хорошему позавидовал Римму.

Кстати, что-то долго его не видно. Еще утром, с рассветом, он отправился на берег купить себе новый нож для бритья, и вот уже девятый ан, а его все нет. Мы вот-вот должны были отчалить от пристани. Питьевую воду в бочонках и продовольственные припасы уже погрузили на борт, и нас больше ничто не задерживало.

Утренний прилив принес с собой запах Тассы. Я хотел выйти из порта, когда приливная волна достигнет максимальной высоты и пойдет на убыль. Это начнется с десятым аном. Сейчас уже середина лета, и высота воды в реке не та, что весной, в полноводье. Устье Лаурии испещрено отмелями, довольно часто меняющими расположение. Приливная волна, идущая с Тассы, делает проход по устью Лаурии менее сложным, менее подверженным случайностям. Тем более для «Терсефоры» – судна легкого, подвижного, обладающего высокой посадкой.

Матросы бездельничали, пользуясь последними часами пребывания в порту. Они растянулись на скамьях для гребцов и в проходах между ними, прямо на палубе, и лениво переговаривались друг с другом. Некоторые спали. Мне хотелось, чтобы они отдохнули побольше. Скоро им еще предстоит поработать.

Я посмотрел на их расслабленные позы, безмятежное выражение на лицах и усмехнулся. При одном окрике Турнока все эти люди, кажущиеся сейчас неповоротливыми увальнями, мгновенно будут готовы к действию, независимо от того, что им придется взять в руки – весла или мечи. Все они – из Порт-Кара!

Но где же Римм, черт побери?

И тут до меня с берега донесся его голос:

– Капитан! Капитан!

Ну наконец-то, подумалось мне.

– Капитан, идите сюда! – позвал он и, увидев выглянувшую ему навстречу Кару, щелкнул пальцами над головой, также подзывая ее к себе. Кара порхнула вниз по трапу и опустилась перед своим хозяином на колени. Я, усмехнувшись, пошел следом за ней. Приподняв девушку за подбородок, Римм поцеловал ее и повернул спиной к себе. Затем достал из кошеля дешевые, но довольно хорошенькие бусы из нанизанных на кожаный шнурок ярких разноцветных ракушек и повертел ими перед лицом Кары.

– Какие красивые! – радостно захлопала она в ладоши.

Позволив ей насладиться зрелищем искусно подобранных ракушек, Римм надел бусы на шею девушки и завязал кожаный шнурок поверх ошейника.

– Спасибо, хозяин! Они очень красивые, – выдохнула Кара.

Римм снова повернул девушку к себе и тронул ее лицо своими губами. Она прильнула к нему и буквально растворилась в его объятиях. Он не подал виду, что заметил цветок талендра у нее в волосах. Что это означало, он конечно же знал.

– Возвращайся на корабль, рабыня, – отстранившись от девушки, наконец распорядился Римм.

– Да, хозяин! – ответила она и стремительно взбежала по трапу.

– Что ты так долго делал на берегу? – поинтересовался я.

– Никак не мог найти нож для бритья. – Он достал небольшой кожаный футляр.

– А зачем ты позвал меня сюда?

– Хочу кое-что показать. Думаю, вам будет очень интересно на это посмотреть.

– Через час мы должны выйти из порта.

– Это совсем близко, – с таинственным видом произнес Римм. – Пойдемте.

– Да у нас совсем нет времени!

– Пойдемте, – настаивал Римм. – Уверен, вам это будет интересно.

Я недовольно нахмурился и следом за ним зашагал по пристани. К моему удивлению, Римм направился к припортовому невольничьему рынку.

– У нас уже и так хватает рабынь, – сердито проворчал я.

Мы вошли на обнесенную высоким забором территорию. Доски, составляющие забор, были прибиты на расстоянии полудюйма одна от другой, чтобы любой прохожий мог свободно заглянуть внутрь. Однако полностью удовлетворить свое любопытство он мог, только оказавшись по другую сторону забора, окрашенного в желтые и синие тона, традиционные цвета горианских рабовладельцев.

Рынок был заполнен рабами, преимущественно, конечно, женщинами. Мы проходили мимо многочисленных клеток, как полупустых, так и забитых до отказа товаром на любой вкус. Многие женщины были посажены на цепи, пристегнутые к глубоко вогнанным в землю деревянным шестам или толстым металлическим штырям. В одной из клеток мы увидели испуганно прижавшихся к прутьям задней стенки Тану и Эйлу. Турнок выставлял их на продажу. Вдоль одной из сторон забора стояли и сидели женщины и девушки всех возрастов, небольшими группами пристегнутые друг к другу за ножные кандалы и дожидающиеся, пока для них освободится место в клетках.

– Нам уже скоро выходить в море, – напомнил я Римму.

– Смотрите, – кивнул он вместо ответа.

Я проследил за его взглядом и невольно усмехнулся. Мы подошли ближе. Здесь, вдоль забора, на участке, свободном от клеток, на расстоянии сорока футов одна от другой в землю были вбиты две стойки, между которыми в четырех футах над землей протянулся толстый металлический штырь. К нему были прикованы несколько выставленных на продажу рабынь. Девушки стояли спиной к нему; руки их были заведены за штырь, проходящий у них под локтями; запястья – скованы наручниками.