Роберт Джордан - Память Света

На этот раз Могидин засмеялась. Тихонько, но Грендаль услышала и метнула в неё такой взгляд, который сам по себе мог поджечь океанскую воду.

Могидин ответила спокойным взглядом, почувствовав себя увереннее. Она подавила порыв погладить кор’совру. «Ну, давай, Грендаль, — подумала она, — теперь хоть из кожи вон лезь. Мы с тобой, милочка, оказались на равных — и ещё посмотрим, кто выиграет этот забег».

Ветер усилился, и море вокруг них взволновалось, хотя платформа оставалась неподвижной. Моридин позволил огню погаснуть, и неподалеку поднялись волны. Под водой Могидин могла слабо различить тела — лишь тёмные силуэты. Некоторые были мертвы. Другие, освободившись от цепей, рвались к поверхности, но стоило им почти добраться до воздуха, как каждый раз что-то снова утягивало их вниз.

— Теперь нас мало, — сказал Моридин. — Мы четверо и та, что наказана более всех — это все, кто остался. По определению это делает нас сильнейшими.

«Некоторых из нас — да, — подумала Могидин. — А кое-кто из нас погиб от руки ал’Тора, Моридин, и, чтобы его вернуть, потребовалось вмешательство Великого Повелителя». Почему Моридина так и не наказали за его провал? Но, пожалуй, не стоит заходить слишком далеко в поисках справедливости под властью Великого Повелителя.

— Тем не менее, нас слишком мало. — Моридин взмахнул рукой, и на краю платформы возник каменный дверной проём. Не Переходные Врата — просто дверь. Это был кусок сна Моридина; он мог управлять им. Дверь открылась, и через неё на платформу прошёл мужчина.

Темноволосый новоприбывший обладал чертами салдэйца — слегка крючковатый нос, раскосые глаза. Он был высоким и привлекательным, и Могидин узнала его.

— Предводитель этих едва оперившихся мужчин-Айз Седай? Я знаю его, это Мазри…

— С этим именем покончено, — сказал Моридин. — Точно так же, как мы, будучи Избраны, отказались от того, кем были раньше, и от старых имён. С этого момента он будет известен только как М’Хаэль. Один из Избранных.

— Избранный? — Казалось, что Хессалам подавилась этим словом. — Это дитя? Он же… — Она осеклась и умолкла.

Не в их праве спорить, быть ли кому-то Избранным. Они могли ссориться между собой и даже плести заговоры, если соблюдать осторожность. Но сомневаться в решениях Великого Повелителя… это не позволялось. Никогда.

Хессалам больше ничего не сказала. Моридин бы не посмел назвать этого человека Избранным, если бы так не решил Великий Повелитель. Спорить было не о чем. Но всё-таки Могидин задрожала. Таим… М’Хаэль… был, по слухам, силён — возможно, так же силён, как и остальные они, но сделать Избранным кого-то из этой Эпохи, с их дремучим невежеством… Её уязвляла мысль, что этот М’Хаэль будет считаться равным ей.

— Я вижу в ваших глазах протест, — сказал Моридин, глядя на них троих, — хотя только одна из вас была достаточно глупа, чтобы заявить об этом. М’Хаэль заслужил свою награду. Слишком многие из нас ринулись сражаться с ал’Тором, когда его считали слабым. Вместо этого М’Хаэль завоевал доверие Льюса Тэрина, после чего взял на себя подготовку его оружия. Он воспитывает новое поколение Повелителей Ужаса, которое послужит делу Тени. Какие результаты вы трое можете продемонстрировать с момента освобождения?

— Ты узнаешь, что за плоды я собрал, Моридин, — тихо произнёс Демандред. — Ты сочтёшь их бушели и стада. Только помни моё условие: я встречусь с ал’Тором на поле битвы. Его кровь принадлежит мне, и никому другому. — Он повернулся, по очереди заглянув каждому в глаза, и под конец посмотрел на М’Хаэля. Между ними, казалось, мелькнуло некое… узнавание? Эти двое уже встречались.

«Он встанет тебе поперёк дороги, Демандред, — подумала Могидин. — Он хочет заполучить ал’Тора не меньше твоего».

За последнее время Демандред изменился. Когда-то для него не имело значения, кто убьёт Льюса Тэрина — лишь бы тот был мёртв. Что же заставило Демандреда настаивать на том, чтобы взять всё в свои руки?

— Могидин, — произнёс Моридин. — У Демандреда есть планы на будущую войну. Ты будешь ему помогать.

— Помогать ему? — воскликнула она. — Я…

— Ты так быстро забылась, Могидин? — вкрадчиво перебил её Моридин. — Ты будешь делать то, что тебе приказали. Демандред хочет, чтобы ты присмотрела за одной из армий, которая сейчас лишена надлежащего надзора. Произнеси хоть одно слово жалобы — и ты поймёшь, что боль, которую ты познала до сих пор, это лишь тень настоящих страданий.

Её рука потянулась к кор’совре на шее. Она взглянула ему в глаза и почувствовала, как испаряется её самообладание. «Я ненавижу тебя, — подумала она. — Я ненавижу тебя ещё больше за то, что ты сделал это при всех».

— Настали последние дни, — сказал Моридин, поворачиваясь к ним спиной. — В ближайшее время вы получите окончательную награду. Если у вас есть поводы для вражды, отбросьте их в сторону. Если у вас есть тайные планы, завершите их. Заканчивайте ваши игры, потому что… это конец.

Талманес лежал на спине, глядя в тёмное небо. Казалось, будто облака над ним отражают свет снизу. Свет умирающего города. Это было неправильно. Разве свет не должен идти сверху?

Он упал с лошади вскоре после того, как они направились к воротам. Это он ещё помнил. Большую часть времени. Боль мешала думать. Люди кричали друг на друга.

«Надо было… надо было чаще подшучивать над Мэтом, — подумал он, и на его губах появилась слабая улыбка. — Глупо думать об этом сейчас. Я должен… должен найти драконов. Или мы их уже нашли?..»

— Говорю тебе, эти чёртовы штуковины так не работают! — услышал он голос Дэннела. — Это тебе не растреклятые Айз Седай на колёсах! Мы не можем вызвать стену огня. Мы можем только стрелять этими металлическими шарами в троллоков.

— Они взрываются, — теперь это был голос Гайбона. — Мы можем использовать лишние так, как я предлагаю.

Глаза Талманеса закрылись.

— Да, шары взрываются, — ответил Дэннел, — но сначала ими нужно выстрелить. Ничего не получится, если мы просто положим их в ряд и будем ждать, пока троллоки сами по ним пробегутся.

Чья-то рука потрясла Талманеса за плечо.

— Лорд Талманес, — произнёс Мельтен, — Нет никакого позора в том, чтобы покончить с этим прямо сейчас. Я знаю, что боль очень сильная. Позвольте последнему объятию матери принять вас.

Звук обнажаемого клинка. Талманес напрягся.

И тут он понял, что совсем, совсем не хочет умирать.