Медведев. Книга 4. Перемирие - Гоблин MeXXanik
— Хорошие слова, — произнес он. — Правильные. Куда дальше? Домой?
Я кивнул. Морозов завёл двигатель, и машина мягко тронулась, зашуршав колесами по влажной мостовой. Я же сидел и смотрел, как город за окном тянулся лентами улиц и светящимися вывесками. И мне показалось, что Северск словно дремал, готовясь к завтрашнему дню.
* * *Когда машина свернула в ворота поместья, ночь окончательно вступила в свои права. Подворье освещалось редкими фонарями, а в окнах дома горел тёплый свет. Из трубы поднимался тонкий дымок.
Морозов остановился у крыльца, заглушил двигатель и обернулся ко мне.
— Прибыли, мастер, — произнес он. — Ну и долгим же выдался день.
— Это точно, — ответил я и вышел из машины. Под подошвами ботинок хрустнул гравий. В небе, между ветвей лип, мерцала тонкая луна.
Из темноты за углом здания донёсся тихий лай Аргумента. А через мгновение пес выскочил на дорожку и замер, глядя на нас. Зевнул и потянулся, и неторопливо затрусил в нашу сторону.
— Всё спокойно? — спросил я у пса, когда тот поравнялся со мной.
Он тихо фыркнул и махнул хвостом, будто подтверждая. Я улыбнулся и потрепал его по холке.
— Отдыхайте, князь, — послышался за спиной голос воеводы. — Пойду поговорю с дружинниками.
Он направился по дорожке в сторону дома дружины, и пес последовал за ним. Я же поднялся по ступеням крыльца, открыл дверь и вошел в гостиную.
В комнате горел камин. Пламя мягко колебалось, отбрасывая тени по стенам. Подошёл в помещение и тяжело опустился. Прикрыл глаза, чувствуя, как усталость медленно отступает. И просто слушал, как трещат поленья. А за окном ветер напевал свою вечную песню, убаюкивая меня.
Глава 9
Выходной
Пламя в камине давно догорело, оставив лишь покрытые золой тлеющие угли, от которых шёл ровный, красноватый свет. В гостиной стояла тишина. Я же сидел в кресле, откинувшись на спинку и чувствуя, как на меня волной накатывает усталость. Веки отяжелели, мысли текли лениво. За окнами шелестел ночной ветер, и где-то далеко протяжно выл пёс.
Сон подкрался незаметно. Мысли медленно растаяли, словно растворяясь в треске остывающих дров, и всё вокруг стало тихим. Голова опустилась на грудь. И я задремал…
— Николай Арсентьевич.
Я почувствовал лёгкое прикосновение к плечу. Голос был мягкий, но настойчивый, и я с неохотой открыл глаза. Надо мной стояла Вера. Догорающие в камине угли бросали на ее лицо золотистые отсветы.
— Кажется, я задремал, — смущенно произнес я.
Секретарь кивнула:
— Уже поздно. А день выдался тяжелым.
Я взглянул на висевшие на стене часы, стрелки которых перевалили за полночь. За окнами уже начинала редеть тьма.
— Ваша правда, — согласился я вставая. — Спасибо, Вера Романовна. Спокойной ночи.
— Добрых снов, Николай Арсентьевич, — ответила она, чуть поклонившись.
Я поднялся по лестнице. Деревянные ступени под ногами поскрипывали, воздух наверху был прохладен, пах свежим постельным бельём и чем-то. Вошел в комнату, остановился у окна, глядя во двор. Луна за стеклом низко висела, затуманенная облаками, и весь мир, казалось, был словно проявлен на старой, черно-белой фотографии.
Я разделся, тяжело опустился на кровать, чувствуя, как усталость накрывает волной. Последней мыслью было, что завтра впервые за долгое время можно будет не думать о Совете. Наверное…
* * *Я проснулся от света, который пробивался в комнату сквозь неплотно сомкнутые шторы. В лучах танцевали пылинки. Где-то за окном кричала какая-то птица.
Некоторое время, я неподвижно лежал на кровати. Торопиться было некуда, особо важных дел у меня на сегодня запланировано не было. Затем вздохнул. До ставшего уже привычным звонка утреннего будильника было еще полчаса.
Я с неохотой чел на кровати, поднялся и направился в ванную, где привел себя в порядок. Холодная вода быстро смыла с меня остатки сна, и в комнату я вернулся бодрым, свежим, и готовым к новым свершениям. Оделся и вышел из помещения. Спустился по лестнице в гостиную, где почти столкнулся с Верой.
— Доброе утро, Николай Арсентьевич, — с улыбкой сказала она. — Вы как раз вовремя. Никифор уже приготовил завтрак.
— Благодарю, Вера Романовна, — ответил я.
— Идемте в столовую, — мягко произнесла секретарь.
Она развернулась и направилась в нужное крыло. Я последовал за ней.
В столовой пахло травяным отваром и свежим хлебом, и от этого аромата сразу стало уютно. На столе уже стояла посыпанная мелконарезанной зеленью яичница с ломтиками помидоров, тонко нарезанный хлеб, и пирог. Очевидно, Никифор опять испек свой фирменный, с ягодами.
Морозов уже сидел за столом. И едва я сел в кресло, воевода подвинул мне чашку:
— Доброе утро, князь, — произнес он.
— Утро доброе, — ответил я. — Удивительно, как вы всегда успеваете раньше меня.
Воевода усмехнулся:
— Привычка, Николай Арсентьевич.
Я промолчал. Положил себе на тарелку кусок яичницы, попробовал и довольно прикрыл глаза:
— Как всегда, выше всяких похвал, — произнес я, благодаря домового. Ответом мне было лишь одобрительное «ага, ага», словно Никифор не поверил моим словам.
Мы ели молча, не торопясь, наслаждаясь царящим в комнате утренним покоем. Сквозь высокие окна в комнату падал солнечный свет, ложась на стол ровными, тёплыми полосами. Из кухни доносился негромкий звон посуды и бормотание Никифора. И лишь когда тарелки опустели, в дверях появился домовой, который забрал посуду и поставил на стол блюдо с печеньем.
— Благодарим, — сказал я. — Как всегда, прекрасно.
Никифор важно кивнул, явно довольный моей похвалой, и исчез за дверью.
— Какие планы на сегодня? — спросил Морозов, откинувшись на спинку стула.
Я поднял взгляд на воеводу. Тот пил отвар, держа чашку в ладонях, и, как всегда, был собранным и спокойным. Задумчиво потер подбородок. Все важные дела были сделаны или перенесены, так что…
— Никаких, — растерянно ответил я. — Вроде.
Морозов кивнул и усмехнулся:
— Даже как-то непривычно, когда с утра не надо никуда торопиться. Не так ли, мастер-князь?
