Ник Перумов - Адамант Хенны

«Кто дорос до чеки тележной», — закончил Малыш. Лицо его стало темнее ночи.

— Именно, — кивнул хоббит. — Вот почему нам надо как можно скорее в Умбар. Это ближе к нашему загадочному Свету — надеюсь, там мы сможем разузнать что-то еще.

— Если только в Умбаре уже не идет резня, — вдруг спохватился Малыш. — Что, если тому же Скиллудру стукнуло в голову, будто остальные эльдринги спят и видят с ним покончить, и после этого он взял да и пошел косить правого и виноватого?

— Корни и сучья! Об этом я и не подумал, — признался хоббит. — Но тогда тем более надо торопиться. А то как бы и впрямь не успеть к самому штурму!

— Свет, Свет, Свет… — пробормотал Торин. — Вразуми меня Дьюрин, что же это может быть?

— Не ломай себе голову, она у тебя и так не в порядке, — буркнул Малыш.

— Ох, до чего ж мне это все не нравится! С Олмером гадали — не нагадали, и теперь, вот попомните мои слова, то же самое случится! Опять будем бродить по всему Средиземью в поисках врага, а он у нас под носом окажется.

Поймем, да поздно уж будет.

— Будет тебе! — остановил друга Фолко. — Про Умбар это ты правильно сказал. Думаю, заглянуть туда было бы невредно. Где там у нас Древобородово питье?

— Во имя Махала, что ты хочешь делать? — разом воскликнули Торин и Малыш.

— Ты ж в Умбаре никогда не был! — добавил Строри.

— Ну и что?

— Как «ну и что»? — возмутился Малыш. — Нужно ж знать, что хочешь увидеть, — если в ученых трактатах правда написана! То есть надо тебе представить либо умбарскую гавань, либо саму крепость… О таком я, по крайней мере, читал.

— Не знаю, может, ничего и не получится, — признался хоббит. — Но попытаться стоит. Что мы теряем?

— Ну, если ты увидишь одно, решишь, что так и есть на самом деле, а потом окажется, что все совсем не так, — проворчал Торин. — Вот и сравним, как до Умбара доплывем.

Гномы только пожали плечами.

Фолко достал из заплечного мешка тщательно обвернутый одеялом каменный кувшин. Всю дорогу он лишь немилосердно оттягивал хоббиту плечи. Пришла пора доказать, что его таскают с собой не зря.

От первого же глотка по телу разлилось приятное обволакивающее тепло, будто от крепкого вина, только не было в питье Древоборода ни капли винного дурмана. Хоббит зажмурил глаза и сосредоточился. Ему предстояло, подобно птице, промчаться над морскими просторами к огромной умбарской бухте, к желтым и серым скалам, что будто челюсти сдавили узкое горло пролива, к высоким бастионам, испокон веку защищавшим крепость от ударов с моря; ему предстояло пройти воздушными путями и увидеть правду!

Прорыв к далековидению удался хоббиту на удивление легко и быстро. Взор его послушно устремился вдаль, в один миг покрыв громадное расстояние.

Открылись очертания умбарского берега.

Море дошло здесь до двух старых сходящихся горных кряжей. Глубокая долина стала бухтой, а склоны гор — берегами. Трудно было придумать лучшую защиту от бурь и штормов.

Сейчас в Умбаре стояло множество кораблей — и гребных и парусных.

Больше всего, конечно же, «драконов» Морского Народа, захватившего Умбар после краха Гондорского королевства. Умбарские корсары, некогда попортившие королям Минас-Тирита немало крови и давшие начало морскому племени, могли спать спокойно — они были отомщены. Правда, на Умбар издавна зарился богатый и многолюдный Харад, но на сей раз верным сподвижникам Саурона изрядно натянули нос. С суши крепость казалась неприступной, и харадские правители, похоже, смирились с потерей.

С высоты птичьего полета хоббит видел суетливую жизнь на улицах города. Он разительно не походил ни на Аннуминас, ни тем более на Минас-Тирит. Глинобитные желтые дома в два и три этажа смотрели на улицы глухими стенами — окна выходили во внутренние дворики. О мостовых и речи не было, пыль едва не закрывала солнце. По улицам медленно двигались караваны, цепочки странных животных — кто с двумя горбами, кто с одним, — отдаленно похожих на лошадей, только побольше. Полнились народом рынки. Словом, все было спокойно.

Видение прервалось, как всегда, неожиданно.

После рассказа хоббита гномы лишь пожали плечами.

— В Умбар приплывем — поглядим, что тут тебе напривиделось, — ворчал Строри.

В тот день улов оказался совсем никудышным. Немолодой рыбак, в одних холщовых, закатанных до колен штанах, брел по тропе к хижине. На спине он нес плетеную корзину с рыбой — улов выдался почти вдвое меньше обычного.

Тропа поднималась на зеленый откос и ныряла в укромную, заросшую ивняком ложбину. На ее склоне стояла избушка, кривовато, но прочно срубленная из нетолстых бревен — таких, чтобы мог поднять один человек.

Залаял кудлатый пес, бросаясь в ноги хозяину.

— Привет, Сан, привет. — Рыбак потрепал собаку по загривку. — Сейчас поедим. Сегодня еда будет, а завтра придется поголодать. Как, потерпим?

Пес умильно вилял хвостом — завтрашний день для него не существовал.

Человек принялся за разделку улова, однако не управился и с третью, когда дверь заскрипела.

— Трудишься, Серый? — властно произнес гость. Был он низок, с заметным животом и красноватым лицом, облаченный, однако, несмотря на важный вид, в весьма затрапезную одежду. За спиной висела большая плетеная корзина на ремнях. — Это правильно, молодец, жупан будет доволен. Вот только, — он быстро окинул опытным взглядом горку разделанной рыбы, — маловат улов-то!

— Что делать… — рыбак вяло пожал плечами, — сколь выловилось… Ты что же, все сейчас и заберешь, Миллог?

Они говорили на языке ховраров. Для низенького сборщика это наречие явно было родным, рыбак же по имени Серый изъяснялся с некоторым трудом.

— Ну что же я, злодей, что ли? — возмутился тот, кого назвали Миллогом.

— Работник тогда работает, когда есть что жрать. — Он быстро отодвинул в сторону пяток рыбешек поплоше. — Это тебе и псу твоему.

— Спасибо досточтимому, — равнодушно поклонился рыбак.

Миллог сноровисто смахнул оставшуюся добычу себе в корзину, однако уходить не спешил.

— Эх, Серый ты, Серый… Как дураком был, так, прости меня, и остался. Уж десять лет, как нашли тебя в дюнах голого, — только и мог бормотать что-то не по-нашему! — а ты все не поумнел. Едва-едва урок исполняешь! Кабы не я, отведал бы ты плетей нашего жупана…

— Спасибо тебе, Миллог, — вяло шевельнулись губы Серого. — Я знаю, ты меня защищаешь…

На лице толстяка появилось нечто похожее на сочувствие.