Сильва Плэт - Сложенный веер

— Помоги мне, Лисс, — тихо говорит Командор Конфедерации. — Я не знаю, что с этим делать.

— У нас есть возможность воздействовать на императора Хорта, — когда речь заходит о деле, Лисс не любит тянуть кота за хвост. — Кателла, моя однокурсница, Вы ее, конечно, не помните. Она хочет взять переговоры на себя. Кателла, подойди, пожалуйста. Гетман тебя не видит.

На экране появляется невысокая худенькая женщина с коротенькой стрижкой торчком на угловатой голове. Гетман вспоминает, что видел ее на Анакоросе. Конечно, помню. Она заместительница Лисс по чему-то там важному. Но при чем здесь, скажите ради Бога, император Хорт?

— Кателла? — Лисс подталкивает подругу к монитору и ободряюще кивает ей.

— Я хортуланка, я имею право в любое время говорить со своим императором, — вот так, без здрасьте и разрешите представиться.

Разумовский растерянно трет рукой лоб.

— Он может не захотеть тебя выслушать.

— Он не может. Это закон.

Гетман вдруг отчаянно чувствует, что вникнуть в эту комбинацию, а тем более продумать ее до конца, у него нет сил. Что ему до смерти хочется просто взять и довериться Лисс. Перепоручить ей все на свете, как всегда, как раньше, когда всем на свете был Тон, умирающий в ситийских угольных шахтах, и его надо было во что бы то ни стало оттуда вытащить. Как на этом чертовом… Гетман вдавливает в панель кнопку конференц-связи. Через пять минут за Лисс и Кателлой вылетит военный корабль, а пока они будут лететь, Разумовский промоет мозги всем неверующим, убедив их, что у него есть самый лучший план за всю историю Конфедерации. И все согласятся.

— Беженка? Изменница? — в толпе придворных, окружающих императора Хорта, недоуменное шевеление. Он устанавливает тишину одним взмахом руки.

— В любом случае я Вас слушаю.

По обе стороны монитора напряженное молчание. Кателла нерешительно облизывает губы, оглядывается на Лисс, которая стоит на полшага впереди группы конфедеративных военных и дипломатов, скрестив на груди руки. Та шипит: «Ну, давай уже! Ты обещала!»

То, что происходит дальше, заставляет Лисс крепко заткнуться и протереть очки. Кателла стягивает через голову водолазку и подходит ближе к монитору. Под водолазкой ничего нет. Хорт внимательно разглядывает татуировки, пирсинг на ключицах, сосках, между грудями. Изучает, словно читая книгу. Его сосредоточенность и равнодушно-безразличное выражение, с которым стоит перед ним Кателла, резко контрастируют с тем, что происходит среди окружающих Хорта министров. Не говоря уже о представителях Конфедерации.

Наконец, Хорт завершает свое исследование. Разгибается, обхватывает себя руками за плечи, будто ему холодно, угрюмо спрашивает:

— Чего ты хочешь?

— Оставь в покое Аккалабат. И убери оттуда ситийцев.

— Они в ментошлемах, — Хорт не обсуждает сути приказа, он обсуждает, как его выполнить.

— Придумай что-нибудь. Пусть снимут. Хоть некоторые командиры. Тебе хватит.

— Ну, хорошо, — пожимает плечами Хорт. — Навестишь меня как-нибудь на Хортулане?

— Если ты будешь хорошим мальчиком, — улыбается Кателла.

— Я очень хороший.

— Тогда я тебе расскажу, почему мы не можем обижать аккалабов.

— Раньше надо было… рассказчица.

Экран гаснет.

В комнате тишина.

— Оденься, — резко бросает Айрас. Он не смотрит ни на жену, ни на окружающих.

Кателла как ни в чем не бывало натягивает водолазку. Конфедеративные дипломаты стоят как гвоздями прибитые. «Команды „отомри“, очевидно, не поступало», — торжествующе думает Лисс. В том, что она сама не очень рассчитывала на такой быстрый исход дела, ей пока признаваться не хочется.

Первый отмерший из дипломатов нерешительно спрашивает:

— Кателла, простите, но вы уверены, что он поступит так, как вы попросили?

— Я не просила. Я приказала.

— На каком основании? — интересуется Разумовский. Кажется, что он единственный не потерял головы. Наливает стакан воды, протягивает Кателле. Придвигает ей стул.

— Я старшая представительница императорского дома. Он обязан повиноваться без обсуждения. Даже если он император.

— Но это же невозможно! У тебя нет никаких рычагов! — выкрикивает Айрас. Видно, что сказанное новость для него тоже.

— Я старше. Он сделает, — спокойно отвечает Кателла, садится на стул и залпом выпивает стакан, предложенный Разумовским.

— Айрас О'Донг!

— Я.

Вперед из заднего ряда проталкивается ярко выраженный мхатмианин. Проталкивается — это сильно сказано. Все родители заранее получили списки курса, в которых рядом с краткими объективными данными на каждого ученика содержались рекомендации по поведению с ним. Лисс живо представилось, как всякая заботливая мать, снаряжая свое чадо в школу, триста раз повторила ему, глядя прямо в глаза: «И ни-ког-да не вздумай дотрагиваться до этого мхатмианина!» Люминофор, придающий телу мхатмиан мерцающее сияние в темноте и лоснящийся блеск на свету, ядовит: даже представители разных племен на Мхатме не всегда могут обменяться рукопожатием, что же касается чужеземцев — для них малейшее прикосновение к коже мхатмианина чревато сильнейшим болевым ударом и непроходящим рубцом или язвой на месте контакта. В случае длительного или особо плотного соприкосновения живая плоть выжигается до костей. Эффект сравним с воздействием концентрированной серной кислоты.

Поэтому, несмотря на то что на вызывающе поблескивающем ярко-алыми треугольными зрачками мальчишке наглухо застегнутый и по уши натянутый комбинезон с длинными рукавами, а перчатки оставляют открытыми только последние фаланги пальцев, ряды первокурсников расступаются. Никому не хочется получить здоровенный багровый ожог на коже.

О том, что прикосновение причиняет невыносимую боль и носителю люминофора тоже, малыши еще не задумываются. Картинка в «инструкции по эксплуатации однокурсников» была достаточно красноречивой. Никого уговаривать не надо. Как и всем его соотечественникам, уже закончившим Анакорос, Айрасу О'Донгу придется одиннадцать лет сидеть за партой в одиночестве. Несмотря на то, что он не просто так, он О'Донг — сын третьей руки Носителя эбриллитового венца Мхатмы.

Лисс ждет не дождется возможности потолковать с мхатмианином: она всю голову сломала, пытаясь вникнуть в тонкости сословного языкознания. Для многих объектов на Мхатме существуют разные названия, в зависимости от социального положения того, кому эти объекты принадлежат. Например, части тела или предметы одежды Носителя эбриллитового венца обозначаются иным словом, чем те же принадлежности его родственников. А для частей тела и одежды мхатмианской знати, не имеющей чести относиться к кровным родственникам самодержца, и простых мхатмиан есть еще два комплекта наименований. То, что совершенно одинаковые, почти как у землян, руки и ноги могут называться четырьмя разными словами, абсолютно сбивало Лисс с толку, но и казалось притягательным.