Наталия Ипатова - Былинка-жизнь

Последних двух Имоджин не принимала в расчет. Они знали свое место и никогда не переходили дорогу ни ей и никому другому из более или менее «чистых». Дружили они только друг с другом, держались позади принцев, часто теряясь в толпе, которая их окружала. Никто против них особенно ничего не имел, хотя за право потешить красивых, веселых и щедрых королевских сыновей дворовые девки готовы были строиться в очередь.

Дайана же, кажется, не понимала ничего. Она осмеливалась встречаться взглядом с самой Имоджин и даже перед Лорелеей не опускала глаз. Место возле правого локтя Олойхора она заняла сразу и прочно, словно никому другому здесь оно не могло принадлежать. Женщины называют таких «змеями», мужчины, лишенные возможностью такими обладать, ненавидят их яростно и расположены обвинять во всех смертных грехах. Как бы то ни было, место за нею осталось, хотя прилюдно Олойхор никак ее не выделял и даже снисходительно посмеивался над ее страстью сопровождать ватагу всегда и всюду. Имоджин слышала от дворовых и горничных, что Дайана, одетая по-мужски, скачет верхом наравне с воинами и даже сопровождает принцев на кабанью охоту, где стоит рядом, можно сказать, в самом опасном месте. Пьет риск.

Истинными чувствами, которые Имоджин испытывала к черноволосой кокотке, были пугливый интерес и некое стыдливое притяжение. В самом деле, если Имоджин лучше всех знала, да и до сих пор помнила пятнадцатилетних мальчишек, каковыми принцы были еще так недавно, то на взрослых двадцатитрехлетних мужчинах, какими они стали сейчас, на всех их привычках, слабостях и особинках Дайана, без сомнения, играла лучше.

Имоджин, разумеется, не могла так просто подойти и заговорить с ней: за обеими наблюдало слишком много глаз. К тому же отнюдь не верилось, что Дайана к ней расположена. Как бы высоко ни взлетела чернявая красавица, она не могла не ощущать себя княгиней на час и не могла не знать, что время ее на исходе. Едва ли в дальнейшей жизни ей удалось бы устроиться лучше, а шансов остаться при женатом принце у нее не было.

Очевидный если не враг, то соперник. И все же Имоджин неизъяснимо тянуло к ней, как к запретному. Особенно же потому, что с некоторых пор горящий взор Олойхора сопровождал ее повсюду, куда бы она ни шла, и пламень этот был того рода, в каком Дайана плясала как саламандра в огне. Имоджин это даже не нравилось, она не чувствовала себя в своей тарелке, словно вступала в игру с незнакомыми правилами.

О физической стороне любви она знала ровно столько, сколько знает хозяйка, имеющая в ведении скотный двор со всеми его обитателями, да разве что еще — из уст горничных, уже приобщенных к взрослой жизни или только мечтающих о ней. Так что ступала она по чужой территории, вдобавок занятой врагом. Взрослые мужчины оставались для нее тайной за семью печатями, а ключик был у Дайаны.

Мужчина — подразумевался Олойхор. Вырос, каким и обещал. Статный, яркий, красивый — глаз не оторвать!

Первое слово было его и последнее — тоже. На тренировочном дворе он по-прежнему брал у брата семь схваток из десяти, а прочие витязи к ним обоим и приблизиться не могли. Ну, разумеется, кроме Циклопа, который давно вырос из подобных забав. О доблестях же иного рода наглядно свидетельствовало стремление такой штучки, как Дайана, держаться его стремени. По лицу видно, она не из тех, кто довольствуется малым.

Нельзя сказать, будто Имоджин вовсе не сталкивалась с принцами в коридорах и на лестницах, хотя сферы, где они обретались, стали со временем слишком уж разными. Дальше «здравствуй — привет!» разговоры у них не шли. Однако в последние месяцы Олойхор попадался на ее пути все чаще, иногда и вовсе неожиданно, и обычные «здравствуй — привет!» наполнялись каким-то непонятным пугающим смыслом, дополненные обжигающими интонациями и пылким взглядом из-под ресниц или в упор. Отрывался от нее с явным сожалением, оглядываясь вслед и долго провожая глазами.

Имоджин не знала, что у него на уме, а потому честно пыталась выбросить из головы очертания его губ, приходившихся ей как раз напротив глаз, если они стояли друг против друга, и не искать непроизвольно его фигуру в толпе, не слышать темного пения крови в висках, когда глядела, как он движется.

Олойхор был прекрасен, как чеканное серебро. Единственное спасение Имоджин находила в своих ежедневных хлопотах с закромами, в регулярных прикидках видов на урожай вместе с подответным ей экономом. Грядку с нарциссами, которую она завела себе «для души», в этом году Имоджин видела только пробегая мимо, угрызаясь совестью, когда замечала, как они сами по себе расцвели и зачахли, и так и стояли, завядшие, среди зелени. Ухмылки и многозначительные кивки, которыми обменивались приближенные девки, приводили ее в бешенство. Будто все они уже сделали за нее ее выбор.

Выбор.

Когда-то давно она полагала, что время, предоставленное ей, бесконечно. Ей вполне хватало принцев в качестве друзей или братьев. Теперь в прежнем статусе ей предстояло оставить лишь одного из них. Другой перешагнет черту и станет для нее совершенно другим человеком. Единственным на всю жизнь. И неизвестно, будет ли то хорошо. Чем дальше, тем невозможнее было не только определить, но даже начать размышлять в этом направлении. И даже накануне, когда важнейшим для нее событием дышал уже, кажется, весь двор, а челядь сбивалась с ног насчет «это туда, а это — сюда!», ее губы все еще постыдно немели, когда наедине с собой Имоджин пыталась выговорить: «Олойхор».

Никто, в самом деле, не ожидал, что накануне собственной свадьбы Имоджин схватится работать по хозяйству.

Однако чтобы справиться с невестинской лихорадкой, она не нашла ничего лучше, чем провести день в кладовых и амбарах, проверяя, не нагадили ли мыши в муку, с видимостью смысла переставляла на полках чуланов банки со специями, перекладывала в окованных сундуках белье и одежду, отдушенные луговыми травами. Лелеяла собственные нерешительность и трусость, пока горничные сбивались с ног, готовя ей на завтра расшитое выходное платье.

И когда день приблизился к своему завершению, позолотев и приготовившись обратиться в фиалковый вечер, оказалось, что спряталась она вполне удачно.

Заминка вышла только одна: чтобы вернуться в девичий терем, следовало миновать двор, где оба принца в окружении неизменной горластой ватаги своими средствами сражались с собственным предсвадебным мандражом. Привычным мужским способом, отчасти в глубине души презираемым Имоджин. Обнаженные по пояс, они опять схватились на мечах.

Кто-то из молодых дружинников топтался и кружил подле, попарно, занятый тем же самым, но в большинстве своем народ за долгий летний день пыл уже поутратил и утомился, ожидая, покуда им разрешат разойтись и приступить к празднованию завтрашних событий. Добрый человек, как известно, за неделю пьян. Похоже, силы оставались только у этих двоих. Судя по себе, Имоджин рискнула предположить, что это играет в их жилах предсвадебный кошмар. Возгласы зрителей подсказали, что на бойцов сделаны ставки, но, как бы там ни было, она собиралась проскользнуть мимо незамеченной.