Лада Лузина - Рецепт Мастера. Спасти Императора! Книга 1

Сразу нужно было туда идти! Все знали, что, поселившись в Киеве, царица-мать воспротивилась решенью закрыть дворцовую часть парка, ставшего ее излюбленным местом прогулок. Согласно изволенью императрицы, по дорожкам наилюбимейшего киевлянами бесплатного сада был вправе прогуляться любой. И многие делали это намеренно, желая повстречать на одной из аллей мать царя, поклониться ей и увидеть в ответ любезную улыбку. И то была сущая правда!

В канун святого Николая Саня приметил на очищенной от снега тропинке стройную не по годам фигуру царицы. Он узнал ее сразу — длинноротая, с пронзительным взглядом из-под широких бровей — она была в точности такой, какой он помнил ее. Мария Федоровна гуляла по саду одна. Мать царя и по Киеву разъезжала одна, без свиты, воспрещая охранникам генерал-губернатора сопровождать ее. (Так что ж тогда дивного в том, что вдовствующая императрица самолично приехала в 13-й дом?)

И все же там, в Царском саду, Сане стало жалко ее — одинокую, старую. К тому времени он разузнал о ней многое — и от тетки, и от Карлютова, и от солдата (его Ефимом Петровичем звали, Саня после к нему еще приходил — тот про войну интересно рассказывал).

Царицу, избравшую своим обиталищем Святой Город, в Городе очень любили, но еще больше горожане любили почесать про нее языки…

Сказывали, например, что Мария Федоровна обожает пожарных. И часто приказывает поднять над царским дворцом белый флаг.[2] Бравые герои в сверкающих касках мчатся спасать матушку-императрицу. А она, рада-радешенька. Улыбается — мол, тревога учебная — и одаривает каждого целковым; и среди киевских пожарных частей будто бы даже установлено дежурство — чья очередь нынче «царицу спасать».

Еще говорили, что, посещая лазареты и госпитали, Государыня любит подолгу беседовать с ранеными — да не с офицерами, а с простыми солдатами — и расспрашивать их об истинном положении дел на войне. (Они-то Марии Федоровне ни в жизнь не солгут! Взять того же Ефима: он Сане такие фронтовые страсти поведал, какие ни в одной газете не сыщешь).

Еще говорили, что проведать милую матушку и драгоценную сестру в Киев нередко приезжают и царь Николай, и его сын цесаревич. А вот жена царя — очень редко. И помимо любви к Святому Городу над Днепром, решению вдовствующей императрицы перебраться сюда способствовали обстоятельства прямо противоположного свойства: раздоры с нелюбимой невесткой, настоящей царицей Александрой Федоровной.

Впрочем, жену Николая ІІ — «проклятую немку» — не любил никто. Империя воевала с немцами. И Карлютов еще год назад уверял друга, что царица — немецкая шпионка и спит с мужиком. И в подтвержденье своих слов показывал Сане украденную у отца похабную картинку — на ней клятый Гришка Распутин грязно обнимал императрицу, а четыре дочки царя танцевали канкан.

Да и вообще, в стране творилось черт знает что. Город переполняли раненые. Продукты пропали. Спекулянты сдирали за мешок картошки аж 20 рублей. И тетка прапорщица вдруг начала привечать дальнего родственника, крестьянина Пузикова, именуемого ранее не иначе как «олух еловый» и «седьмая вода на киселе». Отныне он приезжал в их дом запросто, на правах дорогого и долгожданного гостя, привозил провизию (картошку и сало), подолгу пил чай, разглагольствовал о жизни, учил гимназиста подзатыльниками и грозился выпороть его за непослушанье вожжами… Рождество в декабре почти не праздновали, ставить елку запретил Священный синод, объявив ее «вражеской немецкой затеей», на поздравительных открытках изображали замерзающих в снегу безногих солдат, в помощь которым был выпущен этот благотворительный тираж. Карлютов объявил, что он тайный революционер, и когда в январе их одноклассник умер от скарлатины, устроил после его похорон митинг и провозгласил усопшего «павшим в борьбе».

Но лежа ночами на сундуке, служившем ему заместо кровати, слушая, как за стеной, заунывно причитая, тетка Авдотья бьет бесконечные поклоны, умоляя святого Отрока Пустынского защитить ее «с сиротой», Саня думал не о революции и не о царице-шпионке, и не о своем погибшем на фронте отце, а о диковинном доме № 13, о трех дамах. И особенно о царской матери, ее нежнолицей дочери Ольге… и загадочной красавице Кате.

Узреть невозможную красавицу юноше больше не довелось. Святки он провел у ее Химерного дома. Преотлично провел время! У подъезда госпожи Дображанской ежедневно собирался своеобразный клуб почитателей ее красоты. Все знали друг друга в лицо, одни враждовали меж собой, иные — приятельствовали. Саня сошелся там с одним студентом — тот, как и все, был влюблен в Екатерину Михайловну, величал ее своей «Прекрасной Дамой» и «женщиной на ять», а на занятия, кажется, вообще не ходил — только глядел в ее окна. Он-то и сказал гимназисту, что увидеть красавицу иначе, чем на фото в газетах, невозможно никак. Окна ее кабинета обычно занавешены шторами. Химерный дворец висит на обрыве — с противоположной стороны к нему не подобраться. А парадным входом пользуются одни визитеры. Сама хозяйка выезжает и въезжает в авто со двора. А автомобилей у нее ровно тринадцать.

Но до тринадцати Саня досчитать не успел. В понедельник из украшенной слоновьими мордами арки во двор появился «Роллс-Ройс» «Серебряный Призрак» с бесшумным мотором. Во вторник госпожа Дображанская изволила выехать на авто льежской фирмы «Наган» (известной Сане благодаря револьверу, принятому на вооружение их армией). Третьего дня — на белоснежном «Мерседесе». Углядеть ее в закрытом автомобиле с затемненными стеклами гимназист не поспел ни разу. Зато сам автомобиль узнал, четвертый по счету, бельгийскую «Минерву». И студент поведал Сане, что, согласно специальному заказу г-жи Дображанской, салон этого авто оригинальной конструкции обустроен как микроскопический кабинет. Во всем Киеве такой редкий «мотор» только один!

«Ну и как бы я признал его, кабы раньше не видел? — победительно помыслил Саня. — Значит, не примерещилось мне! Екатерина Михайловна была там. И императрица была…»

Теперь был черед пилотессы-поэтессы.

Следить за последней оказалось особенно интересно.

Что ни день — новый экстравагантный наряд. Что ни день — новый кунштюк, почище чем представление в цирке — еще и билет приобретать не надо. То Изида отправится на каток и устроит там настоящее представление. То поедет на роллах кататься. То… бог ее знает куда. Само собой, Саня не всегда за ней поспевал — чаще смотрел, как с изумительной скоростью аэросани Изиды исчезают за поворотом.

Но очень скоро разобрался в ее обыкновениях. Вывел не хуже Ната Пинкертона: определить куда она едет легко!..