Михаил Белозеров - Месть самураев

Они еще вчера убрали один парус, а на самом большом взяли рифы. Это позволило снизить скорость, не потеряв маневренности. Но все равно – джонка летела, как китайская пороховая ракета. Ветер свистел так, что временами казалось, сорвет и унесет всю оснастку. Мачты гнулись, словно древко лука. Ночью никто не спал, ожидая крушения. И вот теперь на краю света, где солнце-то и не показывается, им грозило быть выброшенными на камни. Логическое завершение неудачного путешествия.

Акинобу хотел расспросить боцмана Дзидзо, что там дальше на севере и правда ли, что там кончается Мир и начинаются вечные льды, но не успел – джонка 'Кибунэ-мару' провалилась между волнами, и их белые гребни, с которых ветер срывал водяную пыль, оказались выше самой высокой мачты.

– Если обойдем остров, то у нас есть шанс! – прокричал боцман.

Уже белые буруны кипели под кормой. Уже пена от волн попадала на мостик и джонка не слушалась руля. И все же Бог Фудзин оказался на их стороне, ибо остров Хёкура промелькнул мимо, словно прочерк боевого веера, остался позади, а берег надвинулся столь стремительно, что никто и ахнуть не успел, как джонка, оказавшись за песчаным баром в широком устье реки, мягко ткнулась в отмель. Этого оказалось достаточным, чтобы в центре корпуса раздался страшный треск и главная мачта, проломив борт, рухнула на нос. Джонка 'Кибунэ-мару' пришла в полную негодность. Волны разбивались совсем рядом, но уже были не опасны.

– Могами! – крикнул боцман Дзидзо.

– Да, – согласился Акинобу, – похоже, берег Могами.

Это была ничейная территория. Пустая Земля – Край Мира, за которым лежали вечные снега. Граница между дикими племенами эбису и властью императора Мангобэй. В летнюю компанию его войска захватывали ее. Зимой дикари отвоевывали. Как таковой войны не было. Вся она заключалась в локальных стычках.

Будто в подтверждение этих слов, за деревьями мелькнула тень. Натабура легко соскочил на песок. Следом прыгнул Афра. Они в два счета преодолели желтую полоску берега с хлопьями пены, колышущимися на ветру, и проникли в лес. Деревья на краю росли кривыми и низкими, посеченными морскими ветрами. Их искалеченные стволы, как кости, белели то там, то здесь. Прихваченные морозом трава и мох ломались под ногами, как стеклянные.

В том месте, где сосны и ели были выше и гуще и лежал снег, Натабура увидел следы. Они были свежими, не присыпанные песком. Не пуская Афра вперед, он прошел около одного сато. В лесу царил полумрак. Следы вывели на светлую прогалину, которая, загибаясь, уводила в глубь темной чащи. Поляна показалась Натабуре до странности знакомой. Только он не мог вспомнить, где и когда ее видел.

Тень стояла там, в конце прогалины, почти сливаясь с деревьями. Эбису махал ему, словно приглашая подойти ближе. Кими мо, ками дзо!

Заманивает, подумал Натабура. Заманивает. Раньше как хорошо было: духи, демоны. Хонки, одним словом. Среди них можно было найти союзников. А теперь что? Один голый расчет, без интереса, без тайны. Разве можно так жить? А? И Мус молчит. Что-то он меня последнее время подводит, подумал Натабура и посмотрел на Афра, одновременно не теряя из поля зрения эбису. Казалось, тот ждет чего-то. Афра застыл, натянутый, словно тетива, и нюхал воздух, пытаясь распознать опасность. Впрочем, одно то, что они торчали посередь снежного поля, уже было опасно. Для хорошего стрелка сто шагов не расстояние. Поэтому Натабура дальше не пошел. Если это эбису, подумал он, то гнаться бесполезно. Запутает в паучьих тропках, заморочит голову, заведет в чащу и бросит. Проклятый это лес. Проклятый. Мацумао, вспомнил он. Что означает 'изводящий отряды самураев'. Люди здесь не живут, одни дикари. Они обкуриваются белым дымом дерева канкадэрэ и становятся невидимыми. А своих покойников оставляют на деревьях, пока тела не превращаются в скелеты.

Внезапно ветер изменился, и Афра посмотрел куда-то вбок, задрав голову. Тогда и Натабура увидел самурая, привязанного к дереву на опушке, обращенной не к морю, а к лощине. Кими мо, ками дзо! А дальше еще и еще. И вдруг, приглядевшись, понял, что их здесь много, почти на каждом дереве. Сотни, тысячи. Эбису из презрения даже не сорвали с них доспехи. Некоторые самураи рассыпались в прах, а древние доспехи времен Хэйдзё превратились в сплошную ржавчину. Исчезло только оружие. У большинства вместо глаз зияли дырки, а на руках отсутствовали пальцы. Так объедают мертвецов лесные птицы и зверьки. Должно быть, здесь бродят их духи, подумал Натабура, обязательно кто-то из них задержался. Они большие хитрецы. эти духи и демоны.

Вид мертвецов не испугал его. За два долгих года путешествия по пустынным районам Ая и Тибета они навидались всякого. Испугал странный звук, слишком короткий, чтобы определить его источник и направление, только Афра заворчал и встрепенулся, словно и его пытались сбить с пахвы. Завертелся. Вот оно, подумал Натабура и, погасив в себе желание бежать куда глаза глядят, выхватил кусанаги. Это был не звук, а послезвучие. То, что он принял за него, перешло в глухой клекот. Раздался скрип снега под тяжелыми шагами, и из-за ближайшей сосны вышел не эбису, а гакидо – великан из страны Пустая Земля. Натабура хотел улыбнуться, но лицо у него окаменело.

Гакидо был настолько тяжел, что провалился в снег по колено. Но и так он возвышался над Натабурой, как скала. Его волосы свисали до колен, скрывая лицо. А доспехи походили на старые татэ-наси-до, только такого огромного размера, что каждый их элемент был величиной с небольшой парус. Железо на груди и животе покрылось пятнами ржавчины, а хаидатэ по краям пообтрепался, из него торчал китовый ус и нитки. Лак на черных кожаных наколенниках давно стерся до белой основы. На плече у гакидо сидела волшебная птица о-гонтё, больше смахивающая на обыкновенную ворону, только очень большого размера.

– Не туда идешь, – произнес гакидо так, что над прогалиной пронесся ветер, и верхушки деревьев закачались.

Натабура оглянулся. Действительно, то, что он принял за эбису, оказалось сосной. А поднятая во взмахе рука – веткой. Кими мо, ками дзо!

– А куда? – набрался смелости Натабура.

О-гонтё разглядывала его то одним глазом, то другим. Была она величиной с морского орла. Переливчатый гребень красовался на голове.

– Иди до той опушки, – пояснил гекидо, – не сворачивая.

– А зачем? – снова спросил Натабура, понимая, что его кусанаги по сравнению с огромным мечом великана похож на соломинку и что он зря злит гекидо.

– Иди, – прокаркала о-гонтё. – Сказано – иди, значит, иди.

И то правда, подумал Натабура, чего я с ними здесь? И все-таки заметил:

– Если бы я еще что-то понял…