Пол Андерсон - Секира света

Отанис сжал губы.

— Давай лучше не будем спорить, — пробормотал он и погрузился в молчание. Конан не сумел его растормошить. Наконец киммериец оставил его в покое и предавался мечтам о соблазнительной попке Бэлит.

Они прошли расстояние в несколько миль и достигли Кеми незадолго до полуночи. Стены и башни возносились, точно горы, над темным мерцающим Стиксом. Тут и там светились желтым окошки, одиноко и странно, но в основном город был сплошная тьма, которая, казалось, выпила лунный свет, изливающийся на него. В такую ночь, как эта, в любом другом городе хотя бы из одной башни доносились бы радостные вопли пирующих, но в этой столице чародеев и жрецов царила лишь угнетающая тишина.

По дороге, вымощенной плитами, Отанис повел Конана вдоль стены к порту. Они увидели Великую Пирамиду, огромное сооружение, которое поднималось над самыми высокими зубцами стены. Поскольку дорога в порт проходила довольно высоко, Конан мог видеть также смутную путаницу старых горных выработок и шахт до самого берега реки. Необъяснимая дрожь пробежала по его спине.

Любая встреча с врагом, принадлежащим к человеческому роду, вызывала в нем воодушевление, но он не мог изгнать из себя древний ужас варвара перед сверхъестественным; а разве он не слыхал, что духи несчетных столетий влачат свое загробное существование на таких вот холмах? Что же касается самого Кеми — он не признался Бэлит, сколько мужества ему потребовалось для того, чтобы посетить подобное место.

И тем не менее он подходил лучше, чем кто-либо другой, для того чтобы сопровождать Отаниса и вернуть брата его возлюбленной. В душе он сражался со своим первобытным страхом, а внешне он шагал себе легким шагом тигра.

Между закатом и восходом ворота были закрыты для всех, исключая тех, у кого имелось поручение для жречества. Но только две боковые стены с их сторожевыми башнями лежали против гавани, где был разрешен свободный доступ в город, потому что здесь проходила морская торговля, от которой зависело благополучие почти всей Стигии. Для защиты город имел здесь королевский флот, отвесный склон и, наконец, силу его чародеев. Уже столетия ни один враг не набирался мужества для нападения на город. Все эти укрепления в общем и целом служили лишь жрецам, помогая им лучше держать под контролем горожан.

Таким образом, Конан и Отанис смогли войти в город под видом припозднившихся рыбаков. Они держались по большей части в глубокой тени и все время останавливались, чтобы случайно не угодить в лапы портовой стражи. Солдаты сразу начнут задавать неприятные вопросы. На улицах, вне порта, они могли передвигаться свободнее.

— Что за дыра! — ворчал Конан. — Тут что, нет ни одной приличной пивной, где можно получить кружку пива и смочить глотку в эту убийственную жару?

— Разумеется есть, там, куда мы сейчас направляемся, — тихо заверил его Отанис, — но больше нет почти нигде во всем городе. Лучше ведите себя потише, чтобы мы не привлекли к себе внимания кое-каких тварей, которые ползают ночью по улицам.

Рука Конана незаметно сжала под плащом рукоять меча. Он слыхал об огромных питонах, посвященных Сэту. Их выпускали ночью, и они свободно ползали где хотели и забирали добычу, какую находили. Такое чудовище он повстречал бы едва ли не с радостью, потому что в данном случае ему пришлось бы сражаться не с призраком, а с созданием из плоти и крови. Он не стигиец, который безропотно дает себя раздавить и заглотить лишь из тех соображений, что такова воля Бога!

Несмотря на то что улицы были просторны, высокие дома по обе стороны заслоняли луну и почти все звезды. С неохотным одобрением он признал, что улицы очень чисты, что они не заполонены, как это принято в большинстве других городов, нечистотами всякого рода. Но когда он увидел несколько рабов, которые чистили мостовую, выбиваясь из сил под ударами кнута жестокого надсмотрщика, он предпочел загаженные улицы. Бедняги были здесь неизлечимо больные, истощенные, слабые умом, которых невозможно было больше использовать ни для чего иного и которым приходилось так проживать последние дни своей жизни. Кроме этих бедняг, он увидел только несколько важных посыльных, закутанных жрецов в масках зверей и девушек для радости, которые, не считая предписанных им украшений из перьев на голове, были совершенно голыми. Кеми в это время с его ползущими, шипящими питонами напоминал скорее змеиную нору, чем населенный город.

Темнота сгустилась, когда они оказались в бедных кварталах. Здесь улицы превратились в грязные переулки, петлявшие среди растрескавшихся стен убогих домишек и мастерских. На плоских крышах спали люди, которые не выдерживали жары внутри дома, где пекло, как в печке. Один раз пара молодых людей скользнула совсем близко. Они имели призрачный вид, и Конан увидел в их руках сверкнувшие кинжалы. Киммериец вытащил меч, тогда они отказались от своего прежнего намерения и поспешно юркнули в боковой проулок.

— Ты прав, Отанис, — бросил варвар, — это змеиное гнездо не имеет никакого права владычествовать над такой страной, как твоя.

Его проводник промолчал.

Наконец тайянец остановился перед одной дверью. Опахало из увядших пальмовых листьев указывало на то, что это таверна. Свет пробивался сквозь щели в деревянной двери и между ставен. Острый слух киммерийца уловил шорох, и, несмотря на вонь в переулке, он учуял запах жареного мяса.

— Ты об этой таверне говорил? — спросил он.

Отанис кивнул:

— Да. Это «Проглотовка».

На корабле он разъяснил, что никто в Кеми не имеет права предоставлять кров иностранцу, не зарегистрировавшемуся у властей, но, несмотря на запрет, имеются хозяева, не задающие вопросов, если посетитель располагает достаточными средствами. Кошелек на поясе Конана был битком набит. Киммериец спросил Отаниса, откуда горец, взятый на службу к почтенному купцу, может знать подобные вещи, и получил в ответ, что рабы Бахотепа порой выполняли весьма необычные поручения и что, конечно, много о чем просто болтают.

Отанис постучал. Дверь, запертая на цепочку, приоткрылась на дюйм, и в щель высунулась недовольная физиономия. Конан широко улыбнулся и поднял золотую монету. Цепочка со звоном откинулась, и оба посетителя вошли.

Они оказались в крошечной пивнушке, потолок которой был так низок, что Конану пришлось пригнуть голову. Камыш, постеленный на пол, лежал там, несомненно, уже несколько недель и вонял кислым пивом и нечистотами. Каменные светильники отбрасывали приглушенный дымный свет, можно было разглядеть несколько человек с хитрыми мордами и ножами за поясом. Они сидели на полу, скрестив ноги. Девка, явно уже пережившая свои юные годы, вымазанная толстым слоем косметики, скорчилась, никем не замечаемая, поблизости. Жареная свинина на вертеле подогревалась на пылающих углях жаровни. Воздух из-за этого был здесь еще непереносимее, чем в переулке.