Кейт Миллер - Книга Полетов

И вот тщедушный поэт в потрепанной шляпе с потрепанным рюкзаком за плечами направился через поля клубники, посевы ревеня, через яблоневые и персиковые сады к городу в горах. Ему попадались работающие в поле фермеры и другие, толкающие тачки с картошкой, репой и тыквами, и он вежливо приподнимал шляпу, приветствуя их. Фермеры кивали в ответ, а один угостил его зеленым яблоком. Пико неторопливо преодолел последний отрезок пути, наслаждаясь простором и ярким светом, запахом спеющих фруктов и скошенной травы, кислым вкусом сочного яблока, - маленькая интерлюдия между неохотно отпустившей его тьмой и улицами ждавшего впереди города.

Вскоре после полудня он миновал поля и начал подниматься по изрядно наезженной дороге с глубокими колеями, полными раздавленных фруктов, над которыми гудели пчелы. Легкие облачка начали заволакивать вершины гор, когда же он уже был недалеко от домов и дорога превратилась в каменную мостовую, небо ринулось на землю и в город он вошел сквозь пелену мелкого дождя.

Улицы города в горах были узкие, вымощенные круглыми камнями из реки, они кружили, чтобы вписаться в извилистый ландшафт, так что прохожий попеременно то карабкался вверх, то спускался; на иных участках уклон был настолько крутым, что улица превращалась в вырубленную в скале лестницу. Могучий поток бурлил меж высоких укрепленных насыпей, проложенных через центр города; взбаламученную до белизны воду перекрывали сотни мостов разного размера и конструкций - от простых деревянных планок с веревочными перилами до огромных, усеянных статуями арок, с верхней точки которых открывался вид на окрестные крыши.

Всю вторую половину дня Пико разгуливал по улицам под дождем между высеченных из камня стен с прорезями бдительных окон. По пути он встречал жителей города, торопливо шагающих куда-то в длинных шерстяных пальто, защищающих от простуды, с шарфами на шее и с поднятыми зонтами. Они не замечали в толчее тощего незнакомца, хотя он двигался гораздо размереннее, вглядывался им в лица, заглядывал в окна, а случись поблизости открытая дверь, то и вытягивал шею, чтобы рассмотреть устланную ковром прихожую, освещенную мягким светом лампы.

В своих скитаниях он набрел на торговую улицу и задержался перед булочной, источавшей клубы ароматного пара всякий раз, когда очередной покупатель распахивал дверь. За окном красовались крендели с корицей, буханки пряного хлеба, глазированные пончики, а в глубине полыхал желтый зев печи. Спустя миг он замер и попятился, едва не сбив с ног прохожего, ибо в зеркале запотевшего от дыхания стекла предстало отражение незнакомца, в котором он узнал самого себя. Скулы его стали жестче, во взгляде появилась непривычная твердость, осанка стала уверенной и прямой. Длинные волосы были стянуты бечевкой, открывая золотые серьги в ушах. Он закатал рукав взглянуть на татуировку ириса на предплечье. Путь через лес оставил отметки на его коже, как его собственные следы отпечатались на коже леса. Слова леса дали ростки внутри него, а те, что обронил он сам, уже давно цвели под сенью дерев. Долго он не отходил от стекла, поворачиваясь так и эдак, пытаясь найти общий язык с этим чужаком, с новым телом, состоящим из сплошных шрамов и углов.

Потом он медленно пошел дальше, заглушая терзающий кишки голод жаждой познания, пока не оказался на центральном городском бульваре, который представлял собой длинный парк, отходящий от реки под прямым углом; мамаши катали вдоль аллей младенцев в закрытых колясках, кучки серьезных молодых людей оживленно жестикулировали, девушки перепархивали с места на место, бросая смешки и игривые взгляды, точно лепестки. Там же прогуливались и одинокие, устремив взоры вдаль, будто тяготясь своим окружением. Все, однако, были молоды. Ни стариков, кивающих со скамеек, ни кудахчущих над малютками старух.

Официанты уже раскладывали под деревьями железные столы, подносили охапками скатерти, столовые приборы, глиняную посуду, из гнезд подсвечников выковыривали старый воск. К исходу дня небо расчистилось до невиданной синевы, какая могла пригрезиться разве что во сне. Про такую рассказывала Сиси - то была синь небесной вышины. Позже пришли другие оттенки. Синие тени вечера. Синева сигаретного дыма, запертой в жилах крови, лунного света сквозь волну, синева холодного соска, подбитого глаза. Ему казалось, что он вдыхает синий воздух, будто гашиш, рассудок уже катился камнем под уклон, отскакивая от мостовой, ресторанных вывесок, теней под деревьями, гуляющей публики, вновь поднимался туманом.

Дойдя до конца бульвара, он повернул к мосту через прибывающую толпу, очарованный ароматами свежеприготовленного кофе и жареных пирожков с бобами, и блинчиков с клубникой, и пирогов с ревенем, - торговцы лакомствами уже разожгли уголь в своих печурках и склонились над шипящими сковородами, укладывая товар в бумажные кульки в обмен на звонкую монету.

Факиры извергали клубы пламени над головами толпы; шпагоглотатели на раскоряченных ногах заталкивали в себя сталь; на верхней ступеньке лестницы, балансирующей на подошвах лежащего на спине акробата, мальчик делал стойку на руках. Силач пальцами разрывал монеты, которые фокусник доставал из ушей толпящейся детворы. Именно здесь, понял Пико, в густой тени деревьев, Зелзала раскладывала свой столик под фиолетовым покрывалом, пока пыл сердца таинственного незнакомца не увлек ее в лес.

От одной заводи благоуханного тепла к другой перебирался он; у каждой следующей жаровни от промокшей одежды поднимался пар. Уже посередине громадного арочного моста он увидел, что под ним вода, и, облокотившись на каменную балюстраду, стал разглядывать город, раскинувшийся россыпью светлячков по склонам гор. Постояв немного, он пристроил свой рюкзак возле лодыжки одной из громадных статуй, что украшали мост, и уселся на балюстраде спиной к рюкзаку, приканчивая окурок последней своей сигареты. Неожиданно он ощутил себя более одиноким, чем за все время странствий. Здесь даже у тех, кто сторонится компании, есть дом, куда можно вернуться, есть сестра или дядя, с кем можно выпить чашечку кофе. Те, кто встретился ему в лесу, были так же одиноки, как он сам, но теперь, когда вокруг царили веселье и дух приятельства, жажда общения вытягивала энергию из самых его костей. Ему едва хватало сил поднести к губам сигарету.

Позже людская река стала иссякать и голос другой реки громче зазвучал в его ушах. Окна, мигая, гасли. Смех последних гуляк долетал из уличных забегаловок. Он вытащил из рюкзака одеяло, завернулся поплотнее и уснул.

Холод разбудил его перед рассветом, все суставы одеревенели. Стоило вылезти из теплого кокона одеяла, как Пико заколотило так, что ему едва удалось надеть рюкзак; колени стучали друг о дружку, зубы клацали. С одеялом на плечах он направился вдоль бульвара, тем временем небо над горами начало понемногу бледнеть. Метельщики уже принялись сметать замасленную бумагу и сырые корки в сточные канавы, и он шел перед ними в надежде отыскать хоть какую-нибудь пищу, однако все объедки были раздавленными и мокрыми. Поворошив кучу кульков, он услышал звяканье и обнаружил монетку, завалившуюся в щель мостовой. Он лихорадочно заметался в надежде найти еще, но попадались только персиковые косточки, ореховая скорлупа да тараканы.