Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

Благородные рыцари слушали арбалетчика, не перебивая. Ганс же говорил быстро, словно торопясь что-то втолковать, но не решаясь при этом сказать главного:

— Никак из самой геенны огненной пташка выпорхнула. Доводилось мне видеть, и неоднократно, как воронье поганое у людей глаза клюет. Но вот чтобы ворон на себе носил человеческое око — о таком я и не слыхивал даже. Вдруг дурное знамение это, а? Как бы беды оно нам не предвещало, ваша светлость?

Осторожный вопрос повис в воздухе.

Дипольд медленно покачал головой. Заметил сухо:

— Геенна огненная тут ни при чем. Не оттуда вылетел ворон…

«А из магиерской мастератории треклятого Лебиуса!»

— …И не предвестник беды это.

«А идеальный лазутчик, о котором не может мечтать даже Карл Осторожный, никогда не скупившийся на тайных соглядатаев».

В шатре повисла тягостная, гнетущая тишина. Лишь потрескивали факелы и тяжело дышали люди. Черная тушка покачивалась в подрагивающей руке Ганса. Нидербуржец умолк. Остландские рыцари молчали тоже. Птичья кровь на ковер уже почти не капала. Дипольд хмуро смотрел на ворона. На глаз ворона, главным образом. На тот, который человеческий…

Должно быть, стараниями Лебиуса у оберландцев теперь всюду имелись подобные глаза. И уши наверняка имелись тоже. Со всем необходимым тщанием и усердием, под звуки колдовских заклинаний посаженные на неродные головы. Или, быть может, не сами уши, а лишь внутренние ушные органы, под которые приспособлен человеческий слух? И которыми опытный магиер тоже способен слышать.

Правда, у этого ворона инородного уха вроде бы не наблюдалось. Но, вероятно, оно ему и не требовалось. Если это простой наблюдатель, которому надлежит подсматривать, а не подслушивать. И который, возможно, продолжает видеть даже сейчас, когда из развороченной птичьей груди стекла почти вся кровь.

Дипольд вынул кинжал. Не потаенный засапожный нож с коротким и изогнутым широким лезвием, а длинную, прямую и узкую мизерекордию, висевшую на поясе в золоченых ножнах. Ею сейчас будет удобнее… Ею — сподручнее.

Пфальцграф подступил к побледневшему Гансу. Поднес граненый клинок к голове мертвой птицы. Скривившись, ткнул каленым острием в глаз. В человеческий глаз на вороньем черепе.

Влажное хлюпание…

Глаз лопнул. Потек густой тягучей слизью цвета яичного белка.

Пальцы перепуганного арбалетчика разжались. Мертвый ворон упал на ковер. Ганс отступил на шаг.

…Короткий истошный вскрик разбился о своды просторной замковой залы, освещенной бронзовыми светильниками. Человек в балахонистой рясе и наброшенном на голову магиерском капюшоне, до сих пор сохранявший полную неподвижность, вдруг содрогнулся всем телом, выходя из глубокого колдовского транса.

Обе руки Лебиуса Марагалиуса непроизвольно метнулись под просторный куколь. Пару секунд прагсбургский магиер, механикус и некромант судорожно ощупывал и протирал правый глаз. Глаз часто-часто моргал.

Наконец Лебиус вздохнул с облегчением. Смахнул сочившуюся слезу. Успокоился.

Мечи двух стражей, что напряженно стояли за спиной магиера — нервно дернувшиеся было и уже поднявшиеся над островерхим капюшоном, — медленно опускались. Встревоженные стражники тоже перевели дух. Рубить магиера сегодня им не пришлось.

— Что?! — Альфред Оберландский, так же наблюдавший эту сцену, стремительно шагнул к Лебиусу. Ладонь маркграфа лежала на рукояти меча. — Что случилось, колдун?

Лебиус откашлялся, прочищая горло, окончательно приходя в себя. Ответил, подавляя запоздало нахлынувшую дрожь и стараясь говорить спокойно:

— Ничего ужасного не произошло, ваша светлость. Дипольд всего лишь выколол глаз.

— Кому? — не понял Альфред.

— Моему… нашему присмотрщику.

— Как? — маркграф нахмурился. — Как ему это удалось?

— Ворона сбили из арбалета, доставили в шатер пфальцграфа, а уж там Дипольд сам… Кинжалом. Мизерекордией.

— Однако!.. — Альфред усмехнулся. — Я снова и снова убеждаюсь, что наш пфальцграф — парень не промах! Ну, а ты-то чего так дергаешься, колдун? Людей моих нервируешь…

Кивком Альфред указал на стражей, приставленных к магиеру:

— Под меч попасть захотел? Умереть глупой смертью?

— Н-н-нет, ваша светлость, — заикаясь, пробормотал Лебиус.

— А раз так, то не забывай — за тобой тоже наблюдают присмотрщики. Мои присмотрщики. Всегда наблюдают и всюду. Сегодня выколотый Дипольдом глаз тебе самому чуть головы не стоил. Понимаешь? Го-ло-вы!

Магиер ответил судорожным кивком куколя.

— Ладно, — маркграф махнул рукой, — считай, в этот раз тебе повезло, но впредь постарайся не испытывать выдержку моих людей. Они хорошие солдаты, а значит, рубить привыкли прежде, чем думать.

— Простите, ваша светлость, — облизнул сухие губы Лебиус. — Не удержался. Отдалось… Когда долго смотришь на мир чужим оком, начинаешь воспринимать его как свое собственное.

— Сам виноват. Нужно было беречь присмотрщика и его глаз.

— Виноват. Сам, — не стал спорить Лебиус.

Альфред неторопливо прошелся по зале.

— Значит, Дипольд знает теперь о наблюдении. Что ж, надеюсь, это нашего горячего юнца не остановит, а только распалит.

— Я тоже так считаю, ваша светлость, — поспешил согласиться магиер.

— Высылай нового присмотрщика, — после недолгого раздумья распорядился маркграф. — Нет, вышли сразу пару, а еще лучше — трех. Хотя… Сколько их сейчас у тебя свободных?

— Пятеро. Но к утру, если надо будет…

— Не надо пока — других дел по горло. Но этих шли — всех пятерых. Только пусть будут осторожнее. Не попадают под стрелы пусть.

— Будет исполнено, ваша светлость, — поклонился Лебиус.

ГЛАВА 12

Участники военного совета в молчаливом недоумении смотрели то на перепачканный глазной слизью и кровью кинжал Дипольда, то на окривевшего ворона, валявшегося посреди шатра.

— Что это значит, ваша светлость? — первым осмелился заговорить бесстрашный Людвиг фон Швиц.

Барон настороженно уставился на пфальцграфа. Черная медвежья морда с гербовой коты фон Швица скалилась на мертвую птицу.

— Это значит, что Лебиус наблюдает за нами посредством черной магии и таких вот пернатых соглядатаев, — глухо ответил Дипольд. — Это значит, что Альфред Чернокнижник знает обо всех наших действиях. Это значит, что медлить нельзя. И что идти дальше следует скорым маршем, не заботясь о скрытности передвижений.

— Вообще-то, этого ворона мы сбили, — заметил Людвиг. Барон опустил глаза на неподвижный ком перьев.