Юлия Остапенко - Птицелов

Марвин поморщился.

— Вот и подох бы тут как собака, раз боязно.

Мальчишка понуро замолчал. Марвин больше на него не оборачивался.

Поев и чуть отогревшись, он ощутил прилив сил — и крыл себя последними словами за то, что двое суток пёр вовсе не туда, куда следовало. Стоило ему забрать чуть западнее — и ещё вчера вышел бы к деревеньке, раскинувшейся в долине между лесом и холмами. Деревенька была небольшая, на дюжину дворов. Народ здесь оказался пугливый, и Марвин долго не мог найти никого, кто толком ответил бы ему, чья это земля и далеко ли королевские войска. Мальчишка всё это время таскался за ним — рана его явно оказалась не столь тяжела, как можно было подумать. «Эх, — вздохнул про себя Марвин, случайно уронив взгляд на его толстощёкую физиономию, — мне бы такое везение, не торчал бы я тут теперь».

В конце концов они добрались до единственного деревенского трактира. В Марвине с первого взгляда признали благородного мессера и окружили неуклюжей, но искренней заботой. Он наелся — теперь уже до отвала, — напился горячего вина и завалился спать, не особо думая о том, как и чем будет расплачиваться. Спасённый им мальчишка всё время крутился где-то поблизости — ближе к ночи, когда Марвин сомлел от усталости и выпитого вина, он, кажется, снимал с него сапоги. Марвин не возражал — сейчас стюард пришёлся ему весьма кстати. С этой мыслью он и уснул — и сон его был впервые столь крепким и спокойным с того дня, когда Лукас из Джейдри выехал против него на балендорском турнире…

Когда он открыл глаза, за окнами было бело — снег по-прежнему мёл. Увидев, что Марвин проснулся, мальчишка, клевавший носом в уголке, вскочил и заискивающе спросил, не угодно ли чего. Марвин взглянул на него с удивлением, сонно моргая.

— А ты почему тут?

— Так я, это… — смешался парнишка и умолк, потупив взгляд.

Марвин зевнул, вздохнул, потом сказал:

— Умыться принеси.

Мальчишку словно ветром сдуло. Похоже, на самочувствие он не жаловался. Марвин, впрочем, тоже.

Умывшись и размявшись, он вышел в обеденный зал трактира, где перед ним принялись немедленно кланяться и расшаркиваться. Марвин коротко глянул на своего самозванного стюарда.

— Ты платил?

Тот помотал головой. Марвин хмыкнул.

— А чьи это земли, не скажешь, любезный? — осведомился он у трактирщика — вчера было как-то недосуг.

— Его благородия сэйра Аурида, мессер рыцарь.

— Ты откуда знаешь, что я рыцарь? — удивился Марвин.

— Так ведь, — трактирщик склонился до самого пола, — видно же, благородного мессера, знаете ли, издалека видно…

«Ясно, он будет счастлив, если я ничего тут не разгромлю и служанок его не перепорчу», — понял Марвин и сразу подобрел. Велев мальчишке распорядиться насчёт завтрака, он расположился посреди зала и продолжил допрос трактирщика. Начал, впрочем, издалека.

— А где сейчас сэйр Аурид?

— Да на войне, мессер рыцарь, как все…

— Понятно, — с нарочитой небрежностью протянул Марвин. — А с кем воюет? С соседями?

— Да нет, вы разве не знаете? Сейчас все воюют с королевной нашей, сестрой короля Артена. Такая бабища — что скала! Люди сказывают, пятерых рыцарей одной рукой в бараний рог скрутить может.

— Ага, и ещё у неё зубы, как у тролля, и пышет пламенем, а самые знающие говаривают, что-де испражняется серебром, — насмешливо сказал Марвин. — А далеко теперь войско твоего сэйра, не знаешь?

— Да недалече, ещё вчера от них гонцы приезжали за припасами. Уехали только быстро, спешили. На север вроде наш сэйр идёт.

— На север? — удивился Марвин. — Мы разве наступаем?

— Того знать не могу, — склонился трактирщик.

— Ну да, откуда тебе, деревенщине, — согласился Марвин и, подняв глаза, встретился взглядом с мальчишкой. Тот стоял чуть в стороне, ожидая новых приказов, и смотрел на него со странной смесью восторга, ужаса и мольбы. Марвин хлопнул ладонью по скамье рядом с собой. — Присядь-ка, парень! А ты, хозяин, тащи вина и две кружки. А то этот бедолага со мной вчера возился, а сам, должно быть, и горла не смочил.

— Я кушал, — поспешно сказал мальчишка. Марвин фыркнул.

— Ну ты ровно баба — кушал он! Ты ж на морозе тоже пару дней проторчал, тебе отогреться сейчас надо, иначе от простуды помрёшь. А эта смерть ещё глупее, чем в волчий капкан попасться. Кстати, — он повернулся к трактирщику, — кто у вас тут капканы на волков ставит?

Трактирщик быстро отвернулся, пробормотав что-то вроде «не могу знать». Марвин прищурился.

— Эй, мужик, а что глаза-то прячешь?

Трактирщик побелел и бухнулся на колени.

— Помилуйте… мессер рыцарь… виноват!

«Как просто их прищучить, олухов этих деревенских», — подумал Марвин, а вслух сурово спросил:

— Ты, что ли?

— Сын мой, — трактирщика била дрожь. — Он теперь в город поехал, на ярмарку… Времена сейчас голодные, сэйр Аурид гонцов всё шлёт и шлёт, а нам тоже есть надо…

— Волков едите, что ли?

— Да нет, шкурами промышляем.

— И что, хорошо греет волчья шкура?

— Да не как медвежья, мессер рыцарь, но медведей-то мы — ни-ни, мы знаем, это только господам нашим позволено…

— А волков, значит, можно ловить кому ни попадя, — протянул Марвин. Трактирщик снова затряс лысой головой.

— Помилуйте, мессер рыцарь…

— Шкуры продаёшь или тулупы шьёте?

— Невестка шьёт… Не погубите…

— Ну так дашь один моему стюарду. Он-то как раз и пострадал от капканов ваших. Я ещё и плащ у него отобрал, а одним жиром не согреешься, — сказал Марвин и беззлобно рассмеялся. Трактирщик поднял на него мутный от страха взгляд, увидел улыбку, просиял.

— Ох… конечно, мессер рыцарь! Будет сделано, мессер рыцарь! Ярка!!! — завопил он — так, что мальчишка, присевший на скамью рядом с Марвином, подскочил. — Что вино не тащишь, дура?! Благородные мессеры заждались!

— Теперь-то уж про плату и не заикнётся, — шепнул Марвин мальчишке и заговорщицки подмигнул ему. Тот вспыхнул, потом просиял и усердно закивал. Марвин блаженно вытянул ноги под столом, посмотрел на него: — У знахарки местной был?

— Был.

— Что говорит?

— То же, что и вы, — сказал мальчишка и снова покраснел. — Что в рубашке родился.

— Это точно, — усмехнулся Марвин. — Ну а звать тебя как, непутёвая твоя башка?

— Робином кличут, мессер. Робин Дальвонт я…

— Из дворян?

— Батюшка мой был сэйром, хоть и безземельным, — ответил Робин, как-то сразу погрустнев.

— Бедность не порок, была бы доблесть, — назидательно произнёс Марвин. Робин тоскливо вздохнул. Да уж, с доблестью у него тоже явно не сложилось, тут не поспоришь…