Юлия Барановская - Мгла

— Не переживай! Войдем и выйдем, как и сегодня, — и, поймав мой взгляд, расхохотался: — Ох, Эльва, до чего же ты не любопытна! Ваш замок — похлеще иного лабиринта будет. Изнутри ходами испещрен, словно сыр дырками.

— В одну вашу библиотеку десяток ведёт, а ты боишься, что мы скрыться не сможем! Соглашайся — выйдет знатная авантюра! — Вторил его брат, вызвав новый подозрительный взгляд.

— Не люблю авантюр — есть в них, что-то неблагоразумное…. И потом, вы уверены, что он помчится за вами, а не попытается отомстить нам?

— Эльва, в том-то и прелесть авантюр! Прекрасные юноши, пробирающиеся к даме сердца мимо грозного чудовища, тайны, интриги — разве не то, что должно привлечь юное и милое создание? — Вновь вмешался Зак, сверкая желтыми, совершенно кошачьими глазами. А Светоч самоуверенно объявил:

— А храмовник…у нас то, что очень нужно его хозяину — говоря откровенно, мы спрятали это у вас в замке… Тайно, конечно. И если мы внезапно сорвемся с места, можешь не сомневаться, он решит, что мы спешим увезти… наше сокровище на наши земли, и устремиться в погоню.

— Сокровище? — Повторила всё ещё прибывающая в сомнениях я, переводя взгляд с одного брата на другого. Светоч совершенно неожиданно смутился:

— Ну да, сокровище. То, ради которого мы и делали такой крюк… — Отводя глаза, пробормотал он, но не успела я ничего спросить, как его рыжий братец беззаботно хохотнул:

— Про которое мы с бароном и баронессой в библиотеке говорили. Упрямые людишки! И ведь знают, что возвращать придётся, а всё равно артачатся, будто не барон условия сделки принимал! — Пожаловался Зак, словно призывая меня ужаснуться подлости моего же родителя. Я же воззрилась на него, запоздало поняв, о чём он говорит, и смущенно потупилась, буквально ощущая, как заливает лицо жаркая волна смущения.

— Довольно! — Строго приказал Светоч. Грозно глянул на насупившегося брата и… совершенно по-детски запустил в него подушкой. Более того, попал, едва не сбив Зака с ног, и пояснил обомлевшей мне: — Знаю, что это неприлично, но иногда так хочется!

Впервые в жизни у меня появилась тайна. Подчиняясь воле лордов, я сказалась больной и коротала часы за чтением святого писания, переданного мне гостем. Так думали обитатели замка. На самом же деле, показавшись на глаза матери и служанкам, я запирала дверь на все запоры, и, сорвав надоевший чепец терпеливо дожидаясь своих сообщников, чтобы погрузиться в хитросплетения подземных ходов.

Я казалась себе гадкой, хитрой, вероломной обманщицей. Но не могла найти силы отказаться от внезапного приключения.

Как оказалось, беловолосый граф не соврал — замок был испещрен тайными ходами. Узкими и высокими, где можно было передвигаться лишь боком и широкими и низкими, где потолки упирались в голову, оставляя на волосах клочья старой паутины. Ходы, ведущие на конюшню и в подземелья, подземные тоннели, уходящие глубоко под замок. Заваленные и ещё не павшие жертвами времени, подобные лабиринтам и прямые, словно лезвия клинков — тайные переходы замка манили страницами десятков хроник походов и экспедиций, прочитанных мной. И не подземелья замка покоряли мы в моем воображении, о нет!

Моему разыгравшемуся воображению представлялось, что мы шагаем по пыльным закоулкам древних дворцов запада или усыпальницам владык юга, где каждый поворот таит опасность, а каждая ниша — сокровища древних.

Не знаю, догадывались ли лорды об образах, являющихся предо мной, но потакали, то сравнивая наши коридоры с подземельями огненного шахиншаха, то вспоминая древние развалины, скрывающиеся среди тропических лесов.

Меня ждало жесточайшее порицание, случись кому узнать о долгих часах проведенных наедине с двумя чужими мужчинами, но я предпочла бы навечно отправиться в мрачную келью потом, чем отказаться от чуда, внезапно ворвавшегося в мою жизнь. Зак и Светоч рассказывали о тайнах дальних мест, где я не была, да и навряд ли смогу побывать, и сказка становилась явью, меняя мир.

А вместе с миром менялась и я.

Так считала и мать, навещавшая меня каждый вечер, и сестра, к моему удивлению не проявившая интереса к нашим экспедициям, зато с большим вниманием слушавшая нашего гостя. Так было и в тот день.

Сестра вновь отказалась от наших забав, а мы с братьями — исследовали очередной коридор, начинающийся за древним, тяжелым гобеленом, изображавшим одну из финальных сцен битвы богов с титанами.

Время клонилось к вечеру, и я с уставшим Светочем брели вслед за неожиданно бодрым Заком. У графа вообще была удивительная способность: чем меньше времени оставалось до захода солнца, тем бодрее и разговорчивее становился рыжий граф. Светоч же, уверено выбиравший наш путь этим утром, наоборот, зевал, тер покрасневшие глаза, вяло отвечая на мои вопросы.

Заметившая это я, оставила расспросы, благо нас окликнул Зак, внезапно остановившись и освещая левую стену, светом факела:

— Смотрите-ка!

На стене, закопченной, покрытой толстым слоем копоти и паутины, угадывались очертания диковинного трехглавого зверя, сжимающего что-то в когтистой лапе.

— Это Змей Горыныч? — Спросила я, принимая факелы братьев и отступая к стене, боясь запачкать юбку простого некрашеного льна.

— Нет, Эльвира. Это всё тот же волк — его юго-восточной вариации. — Пояснил беловолосый, не боясь замарать рукава оттирая стену, где всё четче проступал красный силуэт страшно скалящегося трехглавого зверя, сжимающего меч в левой, больше похожей на человеческую руку, лапу.

Массивное тело, непропорционально короткие лапы, заканчивающиеся черными ногтями и три головы, одна из которых смотрит вперед, другая, зеркальным отражением, назад, а третья — нюхала землю, пробуя воздух сквозь хищно оскаленные, желтоватые зубы, изготовленные из незнакомого мне материала.

— Кость. Ишь скалится, лохматый. — Постучав пальцем по ближайшему клыку, хмыкнул Светоч, а я, посчитав момент подходящим, решила поделиться впечатлениями о нашем госте, наконец увиденном мной этим утром.

Невысокий седоволосый старец в серой, шитой серебром мантии прошествовал под моими окнами, окидывая пытливым взглядом высокие стены. Постоял, изучая моё неосмотрительно оставленное открытым окно, не догадываясь, что за витражным стеклом и шторой притаилась собиравшаяся на очередную тайную прогулку я, внимательно рассматривающая гонителя наших гостей.

Мужчина был сед, мужчина был стар, и борода его серебрилась первым снегом, водопадом ниспадая до самого пояса. Но лицо его — лицо не пастыря, а охотника — всё ещё сохраняло былую твёрдость черт, и взгляд темных глаз не потерял ни холода, ни…хищности.