Роберт Сальваторе - Море Мечей

– Лелоринель – не единственный из эльфов, кого так раздражает этот Дзирт До'Урден, – заметил Тюневек, когда они входили в башню. – Когда дроу был в Серебристой Луне, многие эльфы открыто выражали недовольство. Наверное, вражда между темными и светлыми эльфами неистребима.

Маскевик обернулся и с тоской поглядел на дорогу.

– Наверное, ты прав, – с грустью сказал он.

Старый маг только что лишился друга, в последние годы занимавшего так много места в его жизни.

А в сотнях миль от Серебристой Луны на каменистой дороге стояла Шила Кри с четырьмя членами команды.

На небольшой, но сильной гнедой кобылке восседала Гейзель Вейфарер, командующая абордажной командой. Гейзель была привлекательна на свой лад, хотя не обладала стройностью и классической красотой Беллани, статью и изяществом Джул Перец. Она коротко стригла густые светлые волосы, но их блеск красиво оттенял влажную голубизну глаз и бледность кожи, мягкой и шелковистой – несмотря на то, что Гейзель столько времени проводила в море. Она была немного похожа на свою кобылку, такая же приземистая и крепкая. В умении обращаться с оружием она не намного уступала самой Шиле Кри, предпочитая короткий меч и кинжал, который метала с безукоризненной точностью.

– Беллани бы на это не пошла, – промолвила Гейзель.

– Если у нас все получится, она будет только рада, – отозвалась Шила.

Пиратка с неприязнью оглянулась на помощников, выбранных Гейзель. Все трое были огры-полукровки, которым придется бежать всю дорогу, поскольку ни одна лошадь не понесет такое чудовище. Правда, огры отличались нечеловеческой выдержкой и умели очень быстро бегать, так что вряд ли они задержат Гейзель, спешившую в лусканский порт, где их поджидала небольшая гребная лодка.

– Зелье с тобой? – спросила капитанша.

Гейзель отодвинула полу коричневого дорожного плаща и показала несколько флаконов.

– Когда мы пройдем через ворота Лускана и направимся в порт Глубоководья, они не будут отличаться от людей, – заверила она, мотнув головой в сторону огров.

– Если «Морская фея» в…

– …мы даже близко не подойдем к дому Дюдермонта, – договорила за нее Гейзель.

Шила Кри хотела дать еще какое-то указание, но передумала – Гейзель Вейфарер умна и надежна, не даром получила клеймо второй после Беллани. Эта женщина умела не только выполнять приказания, но и действовать согласно обстоятельствам. Она все сделает как надо, и тогда капитан Дюдермонт и его недоумки поймут, как неразумно себя вели, докучая Шиле Кри.

Часть II. По следу

Я часто поражался человеческому безрассудству. В сравнении, конечно, с поведением других, добрых и разумных существ. Нет смысла сравнивать людей с темными эльфами, гоблинами или другими эгоистичными и злобными созданиями. Само собой, Мензоберранзан нельзя назвать райским местом, и большинство темных эльфов там гибнет, не доживая до старости. Однако виной тому, как мне кажется, их честолюбие, религиозное рвение и безмерная спесь. Самоуверенные дроу ведут себя так, будто они бессмертны, а если и задумываются о конце своих дней, то тешат себя надеждой, что смерть в служении Ллос даст им вечную славу и блаженство у ног Паучьей Королевы.

Примерно то же можно сказать и о гоблинах, которые нередко очертя голову бросаются навстречу гибели.

Различные опасные предприятия и даже войны многие благонамеренные расы оправдывают служением богам, и, возможно, вера в то, что смерть во имя высокой цели – благородное дело, содержит долю истины.

Но если не брать в расчет воинственные народы и фанатиков, обычные люди, как мне кажется, слишком часто ведут себя безрассудно. Я знаю, многие богачи отправляются на праздники в Десять Городов ради плавания по холодному и опасному Мер Дуалдону или ради труднейшего восхождения на Пирамиду Кельвина. Они рискуют всем, что имеют, ради смехотворных достижений.

Меня восхищают их решимость и вера в свои силы.

Но я подозреваю, что их готовность рисковать связана с краткостью земного срока людей. Подвергая свое существование опасности в сорок лет, человек рискует потерять двадцать-сорок лет жизни, тогда как перед сорокалетним эльфом еще несколько веков существования! Поэтому людям присуще тревожное нетерпение жить, которого ни темным, ни светлым эльфам, ни дворфам никогда не понять.

И при этом они обладают таким вкусом к жизни, какой ни эльфам, ни дворфам даже не снился. Каждый день я вижу его отпечаток на ясном лице Кэтти-бри – любовь к жизни, жажда бытия, потребность заполнить каждый день и час радостью и новыми впечатлениями. Странно, но когда мы думали, что Вульфгар погиб, я видел, что эта жажда в ней только усилилась, и, разговаривая с девушкой, я догадался, что готовность испытывать новое, пусть даже рискуя собой, возросла по тому, что потеря близкого человека служит напоминанием о собственной скорой смерти, побуждает людей постараться втиснуть в оставшиеся годы как можно больше.

Довольно странное и грустное мировоззрение, если для того, чтобы относиться к миру иначе, зачастую требуется утрата.

Как же тогда быть мне, ведь я могу прожить семь, а то и восемь столетий. Может, избрать легкий путь созерцателя и спокойное существование обывателя, как многие эльфы поверхности? Каждую ночь плясать при свете звезд, проводить дни в мечтах и обращать взор внутрь себя, чтобы яснее видеть окружающий мир? Конечно, оно того стоит и я ни за что не отказался бы от радости танца под ночным небом. Но мне этого мало. Мне нужна погоня за приключения ми, новые впечатления. В этом я похож на Кэтти-бри и других людей. Каждый новый ослепительный рассвет напоминает мне о том, что впереди – неизведанные дали.

В определенном смысле жизнь в несколько десятков лет может оказаться дольше и насыщенней, чем жизнь длиной в несколько столетий. Чем же еще объяснить непревзойденное мастерство Артемиса Энтрери, побеждавшего многих опытных воинов-дроу, которые в десять раз старше него? Чем еще объяснить, что самые мудрые чародеи на земле не эльфы, а именно люди, которые проводят в смиренном изучении сложного искусства магии десятки, а не сотни лет?

То, что я вышел на поверхность и нашел такого друга, как Кэтти-бри, стало для меня настоящим благословением, поскольку я верю, что в этом и заключено назначение моего существования, не цель, а самый смысл моей жизни. Какие открытия ждут меня, если удастся соединить отпущенный мне долгий срок и напряженную жажду жизни, присущую людям? И сколько радостей пройдет мимо меня, если избрать спокойное неторопливое существование, длинную извилистую д рогу, где на каждом повороте стоит знак-напоминание о том, что мне есть что терять, дорогу, огибающую и высоты, и бездны, и пролегающую исключительно через равнины.