Айя Субботина - Сердце мертвого мира

  - Он убежал. - Хани закончила с его раной, поправила перевязь, снова задела так, что у Арэна нутро задеревенело. Дасириец охнул, отстранился. Знал, что она волнуется, оттого и неосторожна, небрежна. Девушка виновато опустила руки. - Я просила его остаться и принять участь достойно, но твой темнокожий друг решил иначе. Миэ не знает, я не стала ей говорить, она уже который день его оплакивает. Слезы закончатся скоро, а жрец останется в ее памяти храбрецом.

  Арэн согласно мотнул головой. Странно, но для Банру не нашлось жалости. Только какая-то странная тоска, будто кто нет-нет да и колол в бок иглой. Вдобавок взялась зудеть уязвленная гордыня: он обещал всех воротить обратно в целости. Одного уже нет и участь, на которую обрек себя жрец, была незавидна. Арэн, встань он перед таким выбором, склонил бы голову и принял смерть. Отчего-то дасириец не сомневался, что та бы поступила и Миэ, и даже бесчестный карманник Раш. Арэн глянул на северянку: девушка точно закаменела, не шевелилась и глядела куда-то сквозь него. Только амулеты в ее косах шептались о чем-то.

  - Владыка Севера пал, - сказала Хани и, тут же добавила мертвым голосом: - И Талах, славный шамаи.

  - Я не имел случая познакомиться с ним, но видел, как отчаянно он сражался, - зачем-то ответил Арэн. И пусть Гартис будет милостив к ним обоим.

  Хани отвернулась, отошла и снова села на прежнее место, взяв на колени мешок.

  - Хани, - Арэн будто заново очнулся, вдруг поняв, что раздет до самого пояса, а свитков с поручениями от бывшего советника Юшаны и отца, нет. - При мне были очень важные письма, два запечатанных свитка.

  - Я их взяла, когда осматривала первый раз твои раны. Спрятала в своем мешке, там они будут в сохранности пока ты совсем не поправишься.

  Дасириец с облегчением выдохнул. Если и было письмам место надежнее, чем у него на груди, так это у фергайры. Он успел узнать северян, не со-всех боков, но настолько, чтобы знать - никто из них не тронет колдунью Севера, не прикоснется к ее вещам и не станет перечить. А еще на тубах с письмами были охранные чары: если кто вздумает покуситься, все, что получит - так это огненного петуха в рожу. Только писем Арэн терять не хотел. Столько напастей вынести, потерять товарища - и чтоб все зазря?

  Хани молчала и дасириец, воспользовавшись тем, что боль отступила, попытался представить, что будет дальше. Владыка Севера погиб и это осложняло то, зачем Арэн ехал в Артум. В памяти еще остались слова Миэ о том, что в Северных землях правителя выбирают фергайры, и Арэн почему-то не сомневался - дело это не скорое. Только богам известно теперь, сколько времени придется провести в Артуме. Оставалось только надеяться, что в Замке всех ветров спокойно.

  - Духи говорят со мной, - прошептала Хани так тихо, что Арэн не сразу понял, что ее слова ему не пригрезились. - Теперь - почти все время, и днем, и ночью. Плачут, умоляют о чем-то. Я не хочу их слушать, а они приходят и говорят, точно проклятие какое-то. Перед самым боем приходил Рок. - В тишине, под мерный ритм весел, было слышно, как она вздыхает чуть не через слово, точно северянке отчаянно не хватало воздуха.

  - Что у тебя там? - Арэн торопливо сменил суть разговора, чувствуя, что девушка близка к тому, чтоб свалиться без сил, подкошенная разом всеми испытаниями. А еще он попросту не знал, чем ее успокоить.

  - Птенец. - Она развеяла остатки путеводного шара и в этой части драккара поселилась темнота. - Я думала он сдох, хотела отдать огню. А гляди ты - вдруг теплым сделался. Не есть, не просит воды, молчит да перьями обрастает. Никогда такого прежде не видела.

  - Как есть говорю тебе, что грифон, - попробовал пошутить Арэн и ответом ему стал очень тихий смешок. - Послушай, а как ты знаешь, что Бьёри... что в ее животе уже ребенок есть?

  Он не видел, но готов был спорить, что северянка пожала плечами.

  - Знаю просто. Будто чувствую. Видела ее с сыном на руках - большой и сильный, только крикливый.

  Арэн закрыл глаза. Где-то в самой середке потеплело. Воспоминания услужливо подкинули в уши звуки детского агуканья - в Орлином замке, сколько Арэн себя помнил, постоянно были дети. "Прознает отец, что мой первый ребенок родился не от дасирийка - проклянет", - про себя сказал Арэн и мысленно передернул плечами, дав себе обещание сразу, как представится случай, встать с Бьёри под брачное благословение.

  Следующие два дня погода не баловала их. Сварливый ветер рвал паруса, дождь нещадно поливал всех без разбору. Лодку швыряло из стороны в сторону, несколько раз Арэну казалось, что вот-вот - и судно перевернется, поддастся стихии, опрокинется в расхорохорившееся море. Дасириец чувствовал себя скверно. Чувство немощности - этого он не пожелал бы и врагу. К тому ж от постоянной тряски боль, уже было отступившая, вернулась, обозленная как сварливая старуха, которой вытоптали огород. Уже после, когда стихия устала и убралась восвояси, Арэн слышал, что она таки изловчилась прихватить с собой нескольких человек.

  Ночь, когда прибыли в Сьёрг, была облачной и беззвездной. Встречал их только один яркий свет, далекий и одновременно с тем - близкий. Раш рассказал дасирийцу, что за диковинка служит им путеводной нитью.

  Несмотря на поздний час, гавань шумела и галдела как улей. Уже когда город стал виден с моря, нетрудно было разглядеть и яркое мерехтящее зарево множества факелов. Арэн еще с трудом мог передвигаться сам, - в постоянной качке он рисковал упасть и снова повредить с таким трудом заживающие раны, - потому мало что видел кроме того корабля на котором плыл. Из разговоров знал лишь, первым шел драккар названный "Красный медведь", где за главного был вождь по имени Берн. Арэн и не запомнил бы, если б Раш, всегда скупой на похвалу, не расхвалил этого северянина. И, что дасирийца интересовала куда больше - среди воинов на корабле ходили разговоры, будто именно Берна, бастард самого Торхейма, станет следующим правителем Артума. Если же северный вождь и впрямь так умен, как о нем говорил карманник, Арэн таил надежду на скорое решение поручения, с которым его послали в Северные земли. С умным завсегда проще иметь дело, чем с зажратым да спесивым, а именно так о покойнике Торхейме отзывался Раш. Арэн положил себе не забыть потом, когда снова станет хозяином своему телу, обязательно вытрясти из карманника, отчего у него взялась такая неприязнь к помершему северному правителю. Зная сотоварища как облупленного, дасириец почти не сомневался - карманника поймали либо на брехне, либо на воровстве. Второе виделось Арэну ясно как светлый день.

  Драккар, на котором они плыли, причалил вторым - на его борту, спеленнное в шкуры, умащенное маслами и бальзамами, лежало тело шамаи. Однажды Арэн видел как Хани сидела над ним, низко склонив голову, точно нашептывала мертвецу колыбельные. Никто не тревожил ее. Арэн тоже не стал выспрашивать, давая северянке самой оплакать шамаи. Раз льет слезы, значит, у нее на то есть причины, рассудил дасириец.