Маргит Сандему - Томление

Ко дворцу подъезжали кареты, и часть приглашенных отправлялись с бала домой. Похоже, что праздник окончился, однако гул голосов еще доносился из большой залы внизу.

Сесилия все сидела в своем кресле. Она погрузилась в воспоминания о своем доме и об ушедших из жизни, ничего не замечая вокруг. Новости из усадьбы не выходили у нее из головы.

Так значит, Таральд и Суннива поженились! Эта мысль несколько раздражала ее. Разве они не понимают, что они наделали, или же это просто безумство молодости и юношеской страсти? Ведь они знали только друг друга и не общались с другими сверстниками.

Сесилия еще ничего не знала об ожидаемом ребенке: Лив предусмотрительно не написала об этом. Пока еще нет.

В коридоре послышались голоса, дверь комнаты распахнулась, и вошел человек.

Сперва он не заметил Сесилию; бросив свой плащ, он шагнул к камину. И только тогда увидел девушку, сидящую в кресле.

— Прошу простить меня, — ошеломленно произнес он. — Я не знал, что в комнате кто-то есть.

Сесилия поспешно накинула шаль на плечи. Она не нашлась, что ответить, так как неожиданный визит смутил ее.

Незнакомый мужчина подхватил свой плащ и повернулся к двери.

— Простите, мне показалось, что эту комнату отвели для меня… А вы что-то печальны… У вас что-нибудь случилось?

Его голос был таким дружелюбным, что Сесилия слабо улыбнулась в ответ.

— Да, — сухо произнесла она. — У меня умерли бабушка с дедушкой, и я больше их никогда не увижу.

Он подошел поближе.

— Я сожалею, — проговорил он с огорчением. — Не могу ли я вам чем-то помочь?

Сесилия высказалась, как всегда, прямо и без обиняков:

— Пожалуйста, посидите со мной немного и скажите мне, что в жизни еще осталась радость! О нет, не слушайте меня, это ребяческие просьбы.

— Нет-нет, что вы, — мягко и дружески возразил он и попросил разрешения сесть в другое кресло, стоявшее у камина. — Я хорошо понимаю вас, мне так самому иногда недостает кого-то, кто бы поговорил со мной и утешил бы меня.

— Вам? — в изумлении взглянула на него Сесилия. — Но вы выглядите… так, словно у вас есть все!

Внешне он был очень привлекательным, примерно тридцати лет, подумала она. У него были темные волосы до плеч и ясный, открытый лоб. Было что-то благородное и чистое в его лице, однако карие глаза смотрели печально, и можно было бы заметить горькую складку вокруг рта. Одет он был необычайно изысканно: конечно же, он был на балу среди прочих гостей и поэтому нарядился в свои лучшие одежды.

— У меня есть все? — он слегка усмехнулся, и голос его звучал невесело. — Да, можно иметь все — и ничего! Нет, простите меня, я не о том! Мое имя Александр Паладин, я состою на службе у короля, капитан королевской лейб-гвардии. Мой дед был герцогом Шварцбурга, а я всего лишь навсего граф пограничной области, — пустой титул безо всякого реального достоинства.

— Паладин… Не означает ли это «рыцарь»?

Его лицо вспыхнуло улыбкой.

— Да, это действительно так. Но я последний в роду, и поэтому имя наше, скорее всего, совсем исчезнет.

Это вовсе необязательно, подумала Сесилия, но ничего не сказали.

— Меня зовут Сесилия, я дочь барона Дага Кристиана Мейдена, — ответила она.

— Вы норвежка?

— Да. Я воспитываю королевских детей.

— Вот как! — медленно протянул он и откинулся в кресле. — Вы та самая девушка, которая спорит со всеми по поводу их воспитания! А вы храбры! Ведь Кирстен скоро сделает из своих дочерей рубленый шницель.

— Мне не нравится, когда невинных детей наказывают розгами.

— Вы правы, — в задумчивости произнес он. — Телесное наказание может оставить глубокие раны в душе.

Сесилия пристально посмотрела на него, но он продолжал думать о своем. Затем проговорил:

— Теперь я понимаю, почему вы выглядите такой печальной. И еще это письмо у вас в руке. Это оно так повлияло на ваше настроение сегодня?

— Именно так и есть. Я уже говорила вам, что потеряла близких людей. Мои бабушка с дедушкой умерли от чумы. Я понимаю, что все люди в конце концов умирают, но они оба так много значили для меня. Несмотря на свой возраст, они были такими деятельными и жизнерадостными.

— Я понимаю вас. Такие люди доставляют радость окружающим.

— Это так, — с живостью подхватила она. — Все мои родственники таковы. И если бы вы встретились с ними, то убедились бы в этом сами! А какие чудесные у меня родители!

— Но отчего же вы тогда так печальны? — снова спросил он, и ее оживление вмиг угасло.

Сесилия всплеснула руками.

— Это из-за того, что все произошло одновременно. Письмо об их смерти, сложности с детьми здесь, во дворце, нежелание разговаривать с кем-либо, кроме детей… И эта ужасная погода за окном! Мрачная, суровая обстановка. Но прежде всего — одиночество. Как все это далеко от моего светлого и счастливого дома… А я не ценила его, когда жила в нем…

— Вашему возрасту это свойственно…

— Да, пожалуй, что так. Меня постоянно тянет назад, домой. Но это выглядело бы поражением. И потом, королевские дети нуждаются во мне.

— Непременно! — подхватил он. — Оставайтесь, я мог бы поддержать вас здесь. Конечно, я вряд ли сумею повлиять на госпожу Кирстен, но король прислушивается ко мне.

— Я очень благодарна вам, — растроганно проговорила Сесилия. — Но вы сами что-то невеселы? Может, и я могу помочь вам?

— Вы наблюдательны, — ответил он задумчиво и вздохнул. — Но помочь мне?.. Нет, вы не сможете. Вся моя жизнь висит на волоске, милая фрекен Сесилия.

Из того, что он сказал, она поняла, что он серьезно болен. Как жаль, ведь он такой прекрасный человек, подумала она.

— Я так рад, что встретился с вами, — вновь улыбнулся он. — Но мне жаль, что я вас огорчаю своими словами.

— Ну, во-первых, вы ни слова не сказали мне о своих огорчениях, а во-вторых, с вами я забыла о собственных печалях, — возразила Сесилия. — Могу ли я предложить вам бокал вина?

— Нет, благодарю, я достаточно выпил сегодня на балу. И это мне не на пользу.

— Простите, что я спрашиваю вас об этом: вы больны, граф?

Он поднялся, легко коснулся ее щеки и все так же печально заглянул ей в глаза.

— Спокойной ночи, милая норвежская девушка! Спасибо вам за нашу беседу!

— Я не обидела вас? — быстро спросила Сесилия.

— Нет, что вы, — ответил он и снова окинул ее взглядом. — Напротив, я испытываю к вам глубокую симпатию и доверие. Заботьтесь же получше о королевских детях! И помните, что я поддержу вас в трудную минуту!

Он ушел. Она слышала, как его шаги удаляются по коридору.

Сесилия легла в постель. Ее собственные горести отступили куда-то далеко. И она долго лежала молча, прежде чем заснуть.

Аре шел по Линде-аллее, поглядывая на небо. Июньское солнышко припекало все больше. Было воскресенье, и в воздухе, похоже, пахло грозой.