Евгений Щепетнов - Звереныш

— Наш сын! — повторила мать — Помни, ты рост! Свободный человек! И никто не может сделать тебя рабом! А если попытается это сделать — пожалеет! А теперь тебе пора, сын.

— Пора, сынок! — кивнул отец, и легонько подтолкнул Адруса назад, туда, где в стене вдруг появилось черное отверстие. Щенок хотел что-то сказал, крикнуть: "Я не хочу! Я останусь здесь!" Но его закрутило, завертело, как в водовороте, и понесло сквозь тьму, к боли, к страху, к той жизни, которую он не хотел.

— Живой?

— Живой. Дышит. О! Застонал! Очнулся! Крепкий звереныш.

— Он в глотку не вцепится?

— Бу! Страшно?! Аха-ха-ха! Напугался!

— Дурак! Я серьезно — а вдруг вцепится?! Он Лергена порвал!

— Грузи его на тележку и не дури. Парни, взялись, аккуратно.к лекарю. Поехали! Да не вывалите.на кресте не сдох, а вы об мостовую убьете! Да потише, демоны вас забери!

Грохот окованных железом колес, толчки, скрип двери.

— Так.аккуратно берем. Мастер, куда его?

— На стол кладите. Все, пошли вон отсюда! Пошли, пошли! Натоптали тут, скоты!

— Так дождь же!

— Да вы всегда грязь найдете.вон, вон отсюда, сказал!

Лекарь дождался, когда парни выйдут из лекарской, подошел к Щенку, наклонился над ним и взгляделся в распухшее лицо, испачканное кровью. Постоял, взял руку парня, послушал пульс. Тот был ровным, хотя и слабым. Дондокс удивленно покачал головой, выпятил губы в удивленной гримасе, тихо бросил в пространство:

— Ничего-то мы не знаем! Ни-че-го! Человек — самое неизученное существо в мире! А мы.мы дикари!

— Ты сам с собой разговариваешь, мастер? — раздался голос за спиной, и лекарь вздрогнул, обернулся, покраснел, недовольно фыркнул, глядя Вожаку в невозмутимое лицо:

— Ну сколько раз я тебе говорил — не подкрадывайся! Когда-нибудь мое сердце не выдержит, и я умру прямо тут, у тебя в ногах! И будешь ты искать себе нового лекаря! И замечу — он будет не так силен, как я, и не так всепрощающ! Нет, когда-нибудь я плюну на вашу демонову школу, займусь только своей практикой и забуду как дурной сон дурацкий плац, и ваши каменные рожи!

— Ну чего ты так разбушевался? — миролюбиво сказал Лаган, слегка поджав губы от недовольства таким явным проявлением слабости — Я не думал, что ты меня не услышал. Мне казалось, я так громко топал. Ты лучше скажи — что с парнем? Будет жить, или нет?

— Если вопрос философский — нет, не будет! ЭТО жизнью не назовешь! Жизнь — это совсем другое! Если ты о том — будет ли парень жить некоторое время, до тех пор, пока кто-нибудь его не угрбит на дурацком задании ваших дурацких командиров, то — да, будет. Сейчас я его оживлю, но ему нужно будет хорошенько поесть. До Ритуала осталось всего два дня. Даже меньше. Если он будет слаб — Ритуала не пройдет. Впрочем — этот, скорее всего, пройдет. Поражаюсь его живучести. Тут и взрослый давно бы сдох.

— Ясно — Лаган кивнул и направившись к двери, остановился — Да, живучий парень. Интересно, у него когда-нибудь его мозги встанут на место? Ты ведь понял, что мальчишка так и не вылечился, не вышел из своего безумного режима?

— Может выйдет, а может и нет — равнодушно пожал плечами маг, и подойдя в столику начал раскладывать снадобья — Ты здесь останешься, или уйдешь? Если здесь, пожалуйста, сиди тихо и не мешай.

Дверь скрипнула, выпуская Вожака, Дондокс не обратил на это никакого внимания. Он выложил на ладонь шматок резко пахнущей мази, черпнеув ее из глиняной плошки, и начал натирать ушибы и раны Щенка, не особо заботясь, чтобы сделать это очень уж тщательно.

Зачем слишком заботиться о теле, которое возможно вот-вот погибнет — не во время Ритуала, так позже, во время тренировок, или потом, выполняя задание Императора. Расходный материал — сегодня один, завтра другой. Рабов, слава Создателю, пока хватает. Как и денег в казне.

Закончив растирать мазью, простер руки вперед, положил их на голову паренька и замер, сосредоточиваясь перед колдовством. Оно не отнимало много сил, но концентрация в этом деле совершенно необходима. Иначе вместо пользы можно доставить вред. Фактически — убить.

Через минуту в комнате запахло молниями, заискрило, появилось мерцающее голубоватое сияние, исходившее от рук мага. Процесс пошел.

Глава 4

Вожак открыл тяжелую дверь, украшенную позолотой, шагнул в прохладную полутьму, принюхавшись, улыбнулся. Пахло благовониями, краской, а еще — чем-то печеным, вкусным, от этого запаха рот сразу наполнился слюной.

Служитель храма умел и любил готовить, несмотря на то, что у него, как у всякого обеспеченного человека, были слуги, готовые сделать все, чтобы господин не отвлекался от важных дел. А их, этих дел, всегда великое множество, особенно, у такого человека, как служитель храма Создателя.

Этот храм был очень старым — никто не мог вспомнить, когда он был построен. Поговаривали, что еще до основания Школы — здесь когда-то находилась воинская часть, и все воины были обязаны посещать храм в седьмой день недели. Впрочем, никто не запрещал ходить в него и тогда, когда захочется — в свободное от службы время. За сотни лет с храмом ничего не сталось — мощные каменные стены можно было разбить только большими камнеметами, на них не могли воздействовать дождь, ветер и солнце. Внутри время от времени красили, подновляли штукатурку, но в общем-то и все. Предки строили даже не на века, а на тысячелетия.

Храм был небольшим — какой и должен быть в подразделении численностью не более шестьсот-тысячи человек. Внутри храма могли единовременно уместиться самое большее пятьдесят-семьдесят посетителей, что, впрочем, было вполне достаточно, чтобы обслужить большинство желающих припасть к источнику духовности. Честно сказать, учащиеся не отличались особой набожностью, но это и понятно, памятуя, что большинство из них были бывшими рабами, захваченными на северном материке, и не считавшими здешнего Создателя своим Богом.

В общем — служба здешнего священника не была особенно обременительной, хоть и получал он вполне достойную плату из казны Императора. Две службы в день — утренняя и вечерняя, да на выпуске Псов служитель храма обязательно стоял рядом с Вожаком и командующим Корпуса Псов, благословлял новоиспеченных бойцов на служение Императору.

Вожак подружился со священником давно, еще во времена своей молодости, когда и служитель храма тоже был молод. Они долго присматривались друг к другу, разговаривали, а потом их души нашли отклик друг у друга, хотя казалось бы — что может быть общего у тренированного, жесткого, циничного убийцы, и добродушного любителя печений собственноручного изготовления, полностью лишенного амбиций художника, волей судьбы надевшего облачение священника.