Лазурный Нефрит. Испытания Трепетной струны - Айон91
10 глава «В гостях Трепетной Струны»
Яо
Я знал, что путешествие нам с учителем, а ему в особенности, так просто и легко не дастся. Все же нагрузки, от долгой верховой ездой, от города к городу, от перевала к перевалу, через горные гряды, заброшенные каменоломни, заросшие леса и заваленные много столетий назад тропы, его ослабленному телу не желательны, как и пешие прогулки, с подъемами по лестницам. Да и сражения на мечах, с иссушенными меридианами и треснутым ядром, улучшения здоровью не принесет. Но, соглашаясь на этот путь, во благо будущего секты, ее мастеров и всего учения, мы с Учителем были готовы к тому, что на нашу долю могут выпасть испытания, как на выносливость и стойкость, так и на верность своим убеждениям.
Мастер, не без моей помощи и присутствия рядом Махаона, преодолевая боль в ногах, раздирающее жжение в каналах магии от беснующихся разрядов молний Кары, проходил горную гряду за грядой, поднимался и спускался по разбитым и богами забытым лестницам, тропам, шагая вперед, к цели, ступень за ступенью, камень за камнем, становясь все ближе и ближе к заветной мечте — стать мастером меча с титулом Поднебесный.
И пусть от соприкосновения стоп с землей, ноги резало так, словно закаленная дыханием дракона сталь пронзала каждую клеточку и нервное окончание, он двигался дальше, закусывая до крови губу, рыча в голос, но не останавливаясь, а преодолевая испытание за испытанием, которые ему подбрасывала дорога к Храму.
— Шень-сяньшень, осталось совсем немного, — говорит Махаон, показывая вперед, — уже виден шпиль храмовой часовни, — уточняя, — она-то как раз и расписана мозаичным орнаментом.
— Угу, — только и сказал Учитель, стирая с вновь прокушенной от боли губы алую каплю крови, пряча ее в рукав светло-сиреневого цвета с вышитыми на верхнем одеянии листьями клёна. — Идем, А-Яо, — сказал Мастер, опираясь рукой на мое плечо.
Пятно крови скрылось в нитях вышивки, но все равно, если приглядеться, можно рассмотреть. Мы с Генералом Сяо Хуа делали вид, что не заметили крови на губах Мастера, продолжали идти к последнему горному массиву. Лестничный подъем, ведущий к территориям Струны, как нельзя кстати, был на нашем пути. И в очередной раз, проклиная всех предков и создателей Кары Небесной, следуя за мной шаг в шаг, Учитель ставил ногу на первую ступень, следом на вторую, третью и так, до небольшой колонны, с крышей и бегущим ручьем горной воды, стучащим звонкими каплями по каменной поверхности.
— Вид, в этом нет сомнений, потрясающий, — произнес Учитель, чуть оборачиваясь назад, смотря на все то, что мы с ним уже прошли, как и на то, что еще предстоит пройти. Так он отвлекался от боли, доводящей его тело до судорог. Руку Мастера на моем плече било разрядами, с каждым мгновением все чаще и чаще. Но, пальцы в кулак, губа снова закушена, и вперед…
* * *— Сяоцзе, — слуга, преодолев последнюю ступеньку длинной, витой, уходящей чуть ли в глубины Подземного мира лестницы, оказался у главной двери храма с единственной миссией — доложить. С поклоном, не в силах смотреть на божественный лик своей Повелительницы, произнес: — Они преодолели путь. Только Каменная тропа разделяет их от ваших владений, — доложил послушник, еще глубже склоняя голову.
— Я уже в предвкушении, Хуа-дагэ, — смотря вдаль уходящей вниз лестницы произнесла богиня, чей лик описан поэтами и музыкантами, бардами и менестрелями, как самый прекрасный во всей поднебесной. Образ богини, явившийся достойнейшим, часто сравнивали с редчайшим цветком Ду Цзюань, символизирующего женственность и красоту. За стан и грацию, а так же исходивший от кожи, волос и даже одежды легкий аромат цветка азалии, богиню в народе так и называли: Ду Цзюань, позабыв ее истинное имя.
Ду-сяоцзе, отпустив слугу, оставшись в одиночестве, ждала троих путников, но из них важен был только он — белоликий, снежноволосый возлюбленный, подобный безудержному северному вихрю, сметающего все преграды на своем пути, но так и не разделившего ее чувств. Он, получив на сердце рану, а так же сопутствующую боль, стелящаяся дорожками ледяных слез, продолжает с этим жить, из года в год, из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие, покрываясь льдом и панцирем ледяного скорпиона, не пуская никого в тот трепетный мирок, томящийся в груди.
* * *Шень Лун
Ступени! Как же я их ненавижу!
Но, несмотря на то, что тело меня практически не слушалось, срослось с ощущениями боли, она стала единым целым с моими меридианами, костьми, мышцами и сухожилиями, а почти у самого конца пути отказывало, неся к земле в приступе лихорадочной дрожи, я продолжал идти. Опираясь на плечо Яо, поднимался все выше, по пути глотая кровь, бегущую в желудок из многократно прокушенной губы. С силой, до хруста костей сжимал пальцами ткань его одеяния, явно царапая нечаянно-выпущенными когтями.
— Шень-сяньшень, — обратился ко мне Махаон, подставляя свою спину и предлагая меня понести, — так будет быстрее, — но я отказался от его предложения, прикрыл глаза и сделав вдох глубже, восстанавливал потраченные крохи энергии, поддерживающей меня в этом пути.
Сяо Хуа не стал настаивать. Я — дракон, а значит не приемлю подобного рода помощь, да и о помощи не прошу. Он принял этот факт и пошел вперед нас с Яо, к главной двери храма Трепетной Струны. На тяжелых, высоких, массивных дверях, переливались солнечными бликами лепестки выгравированной Азалии, отражающей красоту цветка мельчайшими деталями, тенями и прожилками. А на стене, на каменной клади, выбиты строки известного поэта Дзёгона-хоси:
啊，旧日的分离
和上一张没法比！
世界上有什么东西
更悲伤的事
这次分手？
Ах, прежние разлуки
Несравнимы с последней!
Разве есть на свете
Что-нибудь печальней
Этого расставания?
— Ду Цзюань, ты как и прежде, тревожишь сердца и души мужчин. Строки в честь твою, во имя твое, это лишь малая капля росы на всем цветочном поле
