Наследники погибших династий - Зволинская Ирина
– Меня зовут Грегори Роже Ламбер, герцог Ист-Адер, я буду учить вас, как оказать первую помощь при ножевых и огнестрельных ранениях, ожогах и обморожениях, и многому другому, – он обаятельно улыбнулся, выступили ямочки на гладко выбритых щеках.
Девушки с «Лечебного дела» одновременно выдохнули, будто всю ночь репетировали.
– Какой красавец и такой молодой, – раздались шепотки.
Показалось, что мое сердце остановилось. Я посмотрела на правую руку – на ладони выступила кровь, – так сжала кулак, что поцарапала себя. Боль немного отрезвила. Спокойно, Лиса, нет, уже Меланика, в бесшабашной северянке довольно сложно узнать смешную зануду – Мелисент Дюран. Но что он здесь делает? Грэг должен был закончить Лосский университет только летом. И как сын градоправителя Лосса мог оказаться герцогом?
– Андре Люпен, – шла перекличка. В своих мыслях я чуть было не пропустила очередь.
– Меланика Нюгрен. – Я поднялась, расправила спину и натянула улыбку. Голос вышел каким-то хриплым. На миг показалось, что бывший друг узнал меня, так пристально он посмотрел. Серебряный, который появился рядом, стоило мне занервничать, лизнул пострадавшую руку, ранки сразу же затянулись. Мысленно поблагодарила ирбиса и села на место.
– Вероник Дюпон, – показалось – подруга удостоилась такого же внимательного взгляда.
– Есть ли у вас вопросы, которые вы хотели бы задать? – молодой герцог очаровал всех присутствующих, даже мужчин – еще бы, умением нравиться людям он владел в совершенстве.
– Есть! Ваша светлость, у вас есть невеста? – Аманда задала интересующий всех девушек вопрос.
Грегори заливисто рассмеялся:
– Невесты у меня нет, – девушки оживились, – но есть любимая девушка, которая, я надеюсь, скоро примет мое предложение.
– Ясно, родовитая красотка, – буркнула Аманда себе под нос, но Грегори услышал.
– Нет, что вы, она обычная девушка, я женюсь только по любви, а не в угоду титулу. – Они все его, без остатка. – Это очень забавная история, хотите, расскажу?
К чему он все это затеял? Они и так уже смотрят ему в рот. Девицы, конечно, согласно закивали, и даже мальчишки приготовились слушать.
– Мы дружили с самого детства, я влюбился в нее, когда мне исполнилось тринадцать. Она была немного младше, и воспринимала меня скорее как старшего брата. Когда мне исполнилось семнадцать, наша общая подруга дала мне совет – заставить ее ревновать, я честно предупредил девушку, за которой начал ухаживать, для чего это делаю. Она согласилась помочь, вскоре я перевстречался таким образом с половиной города. Надо мной откровенно потешались: сын градоправителя безответно влюблен в соседскую девчонку, а она об этом не догадывается. – Он улыбнулся воспоминаниям.
– А как ее зовут? – раздался откуда-то сбоку голос. – Может быть, мы с ней знакомы?
– Знакомы, не думаю… А зовут ее Мелисент, Мелисент Дюран.
Меня затошнило. Да как он смеет! Как смеет после слов на балконе после гибели Софи сочинять эти нелепицы, чтобы понравиться первокурсникам!
Вот цена твоей дружбы, Грегори, – восторженные лица чужих людей.
Вся лекция прошла как во сне, потом перепишу у Вероник. Грегори был, как всегда, неотразим, а легкий налет надменности и власти в совокупности с открытостью и простотой делал его еще более привлекательным. Я ругала себя и не могла отвести глаз. Мое поведение не осталось незамеченным.
– Что у тебя с ним? – Элиас схватил меня за руку. Я зашипела от боли:
– Оставь меня в покое! Ничего, но в любом случае, это тебя не касается! – Он сжал кулаки в ответ на мою реплику, а я смотрела на его руки, вспоминала, какими настойчивыми они могут быть, и злилась, ненавидела саму себя, ведь я еще хуже родителей, они хотя бы не были родными.
– Я не обязана тебе отчитываться, будь ты хоть трижды моим родственником. – Побежала догонять Вероник и не увидела, как Элиас в кровь разбил руку о каменную стену, об этом мне сообщила Аманда на следующем перерыве.
– А что с вашим Сиятельным? Чего он стенки бьет? – Ее голос доносился словно сквозь вату, и перед глазами плыло.
– Когда? – спросила я, и в горле как-то странно запершило.
– Да вот, как с тобой поговорил, так и ударил, крови было! Ника, ты такая красная! – Она приложила к моему лбу холодную руку, это было удовольствием. – Да у тебя жар! Жерар, проводи ее.
– Куда я ее поведу, ты видишь – она еле сидит. – Дальше их препирательства я не слышала, потеряла сознание.
Очнулась в кровати, рядом сидел бледный как смерть Оливье, на скуле у него красовался бордовый синяк, а в руках была смоченная в уксусе тряпка, это я поняла по запаху.
– Пить, – еле слышно позвала я.
– Очнулась! Как ты меня напугала! – Друг подскочил с чашкой какого-то резко пахнувшего лекарствами настоя.
– Что со мной случилось и где мы? – Спальня была мне незнакомой, явно мужской и очень дорого обставленной.
– Ты два дня в горячке. Мы в особняке Белами. – Я попыталась подняться после этих слов, но бессильно опустилась на подушки. – Лежи! Тебе нельзя пока вставать.
– Почему у тебя синяк?
– Блондин твой не пускал, пришлось немного поспорить. – Он виновато отвел глаза.
– А где он сам?
– Спит на кушетке за дверью. Он все это время не спал и никого к тебе не подпускал, но утром ты перестала быть такой горячей, и Белами разрешил сменить его. – Пока Оливье отвечал, поняла, что мне срочно нужно в уборную.
– Помоги мне дойти до туалета.
Друг подал мне халат и отвел в ванную. Я включила кран и сунула под него лицо. А потом, не слушая причитаний Оливье, забралась в ванну.
– Ника, ты что, мыться пошла?! Выходи оттуда немедленно!
– Я уже в порядке, – и это было действительно так, потому что мой ирбис стоял рядом и вылизывал меня, будто котенка. С каждым движением шершавого языка отступала слабость, и сознание становилось ясным.
– Ника, тебе врач не то что мыться, он тебе ходить запретил! Белами меня убьет, – обреченно пробормотал друг.
– Оливье, успокойся, со мной Серебряный. – Я открыла дверь абсолютно здоровой.
– Ника, ты опять никого не слушаешь, – начал ругать меня немного мятый ото сна Элиас. – Кто такой Серебряный? – Он резко напрягся, потянулся за ножом, который лежал на прикроватном столике рядом с вазой, наполненной фруктами. Рука его была перебинтована и явно доставляла неудобства – потому что, взяв нож, он стиснул зубы, очевидно от боли.
– Меланика, осторожно отойди от него, – я немного растерялась, думала, чем его напугал Оливье, который сейчас недоуменно смотрел то на него, то на мокрую после водных процедур меня. А потом поняла: он видел ирбиса!
– Элиас, убери нож, это и есть Серебряный, – я положила руку на пятнистую голову, – и он со мной почти всегда…
Белами сел на пол и обреченно закрыл глаза:
– Да, отец говорил об этом. Это родовой дар Нордин. У женщин впервые проявляется при опасности, а у мужчин… – Он почему-то не стал продолжать.
– Ник, у тебя глаза зеленые, – робко вставил Оливье.
– Да, капли остались в ателье.
– Значит, мне тогда не показалось. У нас нет никакой надежды, – устало сказал Белами.
– Нет никаких «нас», Элиас. И никогда не было, – жестко ответила я, – а то, что было, лучше забыть. И потом, тебя ждет брак с одной из герцогинь Саомара, – передразнила голос премьера, даже в мыслях не могла назвать его отцом. – Думаешь, я согласилась бы на роль содержанки? – Он хотел что-то возразить, но я перебила: – Все это теперь не имеет никакого значения. Тем более я никогда не скрывала, что люблю другого. – Я уже не была так уверена в своих словах, но Элиас дернул головой, как если бы я ударила его по щеке, и промолчал.
То мое признание вырвал Бертран. Случилось это еще до карнавала. Как-то в университете я увидела неприятную сцену: Агата бежала за Элиасом и что-то ему говорила, на щеках у нее были слезы. Элиас остановился, повернулся к ней, с каменным лицом что-то сказал, отчего она, уже не сдерживаясь, расплакалась.
