Мои семейные обстоятельства (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro"

— Он так и не доверился тебе? — я расстроенно качаю головой.

— Раньше он так смотрел и так не говорил. Будто идет игра на жизнь и на смерть, а не всего лишь дележ власти, — Левис трет лоб и с выдохом признается: — Я не смог терпеть. И убежал в старое поместье. В этом году в бабушкином саду цвели розы…

— Ты хорошо постарался, — я его успокаиваю. Младший не виноват в том, что Амир отгородился. Они с Амиром были слишком разные и слишком по-разному переживали проблемы. Я и сама знаю, как старший брат бывал невыносим. Иногда это вовсе не слабость — оставить Амира отвечать на вопросы, которые он обнаружил, в одиночку. Иногда — это единственный путь сохранить себя, сопротивляться тому страшному шторму, каким был оберег Флеймов.

— Перед тем отъездом он не просто отстранился от меня, он прошел мимо меня, — губы Левиса дрожат. — Может, хотел защитить, а может, не желал более знаться со мной. В любом случае, он все решил за нас.

Я смотрю, как роняет горькие крупные слезы мой младший брат: большой высокий мужчина с доверчивым лицом и открытым сердцем. У него крупные руки и сильные пальцы, жесткая щетина пробивается на подбородке. Он ждет от окружения мира и доброты. Я не хочу видеть, как он перестанет верить самым близким, как однажды бросит мне писать и больше никогда не расплачется ни от злости, ни от облегчения. Но влияния времени мне не отменить. Как не отменить смерти Амира.

13. Шагая белыми улицами

На улице постепенно становится все оживленнее и шумнее. По лестнице то и дело сбегают вниз первые клиенты. Работники кафе тоже не дремлют: в воздухе плывет терпкий запах настоя кохи — прекрасное тонизирующее средство, незаменимое в начале дня. На широких столах появляются мясные тарелки, украшенные пучками зелени, корзинки с пышной сдобой и глубокие миски со сладкой кашей. Рядом в глубоких мисках лежат вареные яйца, овощи, легкие хлебцы и соусы к ним. Яркими пятнами выделяются стаканы с апельсиновым соком и креманки с десертом из фруктов и сливок. Запахи такие пленительные, что удержаться невозможно. Я прошу принести завтрак и за наш столик.

Слоеное тесто почти что тает во рту. Вкусная еда немного отвлекает от достаточно серьезных мыслей. А крепкий настой густого коричневого цвета заряжает меня необходимой энергией. Я уже не просто готова грустить о прошлом, но и строить планы на будущее.

— Левис, а откуда ты узнал, что я буду здесь? — перехожу я сразу к делу. Брат быстро дожевывает сооруженный бутерброд и смущенно улыбается:

— А я и не знал. Просто обошел все возможные пансионы в этом районе. Беспокоил людей. Надеялся, что ты не ушла далеко.

— А почему здесь?

— Я был сегодня утром у Ремана. Он обмолвился, что видел тебя, — с заминкой объясняет Левис.

— А он не обмолвился, что отказал мне в какой-либо помощи? Я просила его разобраться в смерти Амира, — настой горчит на языке, но виной этому вовсе не ошибка в приготовлении. Всего лишь «видел», что ж, не так и далеко от истины.

— И тебе тоже отказал? Странно, — младший растерян. — Меня-то почему не выслушал, как раз понятно. Мы никогда с ним не были друзьями, но ты, дорогая сестра, и он… Мне всегда казалось, что между вами симпатия.

— Мне тоже казалось, — мне грустно, и я это не скрываю. Однако вчерашний вечер прошел недаром, печаль не вызывает слез. Я быстро собираюсь с силами, делаю большой глоток настоя и интересуют у Левиса: — А ты что забыл у Рема?

— Та ведьмочка, что вернулась с телом брата. Ее хотят обвинить не просто в нарушении контракта, а в преступной ошибке — в бездействии. Но я не верю, что ведьма из Минорского ковена не выполнила своих обязательств. Ты и сама знаешь, сестра, что они всегда бьются до последнего.

— Ты прав, — я соглашаюсь с Левисом. Вменять выжившей ведьмочке обвинение в бездействии — это почти что смертельный приговор. Минорки воспитаны совершенно невообразимым образом: они хвалятся и гордятся тем, что выполняют самые сложные задания или умирают в процессе. Остаться в живых минорка могла только в том случае, когда сам наниматель, мой брат, умер. После такого это естественно — вернуть его тело обратно в Феникс. Что же тут не так? Кому нужно убрать ведьму? Что она знает?

— Вот я и подумал, может, Реман поможет… — стискивает кулаки младший брат.

— Левис, познакомь нас, — предлагаю я.

— А… — долго моргает Левис. И я почти вижу, как мысли то быстрее, то медленнее мелькают в его голове. Наконец, решение найдено: — Хорошо, сестра, но ты пообещай, что не выдашь место, где она прячется.

— Даю слово. А я смотрю, она тебе нравится, — хитро улыбаюсь и подмигиваю. Левис в это время начинает краснеть крупными пятнами.

— Нет, пока нет, — торопится он с ответом. — Мне ее жаль. Первый контракт, ужасное несчастье. И бросить ее вдали от ковена да еще среди недоброжелателей… Это несправедливо.

— Как скажешь, — я похлопываю его по ладони. — Но если нужна будет консультация по любовным вопросам о ведьмах, обращайся. Не я, так Рада тебе поможет.

Никогда ранее белые улицы Феникса не были такими чужими для меня. Сколько раз я проходила белыми дорогами, не оглядываясь, не замечая окружения, чаще в компании братьев и Рема. Но никогда не шла здесь как радетельная. А последние события прямым текстом говорят мне, что нужно идти вперед только так, вести себя только так. Иначе мне не устоять против чужой молвы и пристального недоброго внимания. Левис идет впереди, он нервничает и будто прикрывает меня от чужих взглядов. А может, он пытается защитить сестру от той участи, что постигла старшего брата. Братец сутулится и преувеличенно резко размахивает руками. Он и сам привык к этим улицам, к таким улицам, значение которых изменилось, не более моего. Но старается выдержать, я тоже стараюсь.

Прохожие не замечают нас. Здесь слишком много жизни, которая мне не знакома. Я уверена, некоторые из спешащих по улицам вообще не знают, что умер оберег. Для них «радетельный» всего лишь слово в книге по истории. Плохо ли это или хорошо, мне сложно разобраться. Я ведь и сама прекрасно знаю, что быть аристократом в наше время — пропащее дело. Хотя наше время — самое лучшее из возможных.

История мира, как и история Флеймов, знает немало ужасных времен. В архивах я встречала такие мемуары и летописи, что от ужаса мне становилось тошно, а в некоторых моментах даже тяжело дышать. Наш мир долго шел к тому состоянию, что есть сейчас. Но постепенно нас покинули откровенная ненависть и непонимание, страх перед чуждым. В те далекие времена совсем юных ведьм сбрасывали со скал. Если же у кого из них получалось взлететь, то счастливицу сбивали камнями и стрелами. Когда-то оберегов замуровывали в подвалах темниц и поддерживали в них слабое подобие жизни, чтобы ценный амулет, а не человек, дальше прослужил. В то же время аристократки в моем возрасте рожали шестого ребенка и с трудом знали, как написать собственное имя. Да и зачем? Детей называли производными от чисел по порядку рождения, и только мальчик, наследник, мог со временем получить имя отца.

Я искренне рада, что я не живу в те времена. Они остались в прошлом, хотя некоторые из пережитков прошлого можно было встретить еще несколько поколений назад. Время вокруг меня мчится вперед без остановки: отметаются прошлые традиции, сплетаются культурные особенности, изменяются правила и привычки. Мы и сами способны лепить из сегодняшнего дня то новое, что нам нужно. Правда, для этого мне самой необходимо немало сил и средств. Если… Когда закончится эта эпопея с моим замужеством, что делать дальше? Вернуться к составлению и проверке зелий, жить в маленькой квартирке от зарплаты до зарплаты, ездить утрами на трамвае и зевать на работе в ожидании, когда же наконец заварится первая чашка настоя кохи? Или что? Могу я что-то большее или обманываю себя?

Иногда мне кажется, что, не будь магии, не существуй ведьм и оберегов, то всем жилось бы значительно проще. Простые люди и вовсе не заметят перемен. Моя лаборатория в Викке продолжит варить зелья для обывателей, крестьяне возделывать землю, а торговцы задирать цену на самое вкусное и нужное. А магия… Ну, подумаешь, магия! Да, ведьмы больше не будут летать в небесах, варить сверхмощные яды и лекарства, лечить и защищать, помогать в тяжелых стройках и заговаривать поля на плодородие. Да, не будет больше нужды в оберегах: нет магии — нет благословлений и проклятий, нет разрушений и «золотых времен» — нет необходимости в том особенном человеке, который все урегулирует. Мир был бы в наших руках. А я со спокойной душой продолжила бы варить зелья. Потому что никто не пострадал бы из-за смерти Амира: только чувства и сердца тех, кому он был не безразличен.