Замок Древней (СИ) - Конопляник Станислав

— Мои, как ни странно, тоже, — задумался я, вспоминая про Тираэля всё, что мог, и почему-то испытал прилив гнева, очень личный, а не абстрактный. Чем мне не угодил Тираэль, я не знал. — Воинствующий ангел, помешанный на битвах со злом. А зло — это всё, что не добро, — я расхохотался и закашлялся, харкнув кровью.

— Храм его — он же здание ордена — находится в Анаторе, набор в рыцари не прекращается. Говорят, они охраняют ближайшие к Анатору деревни, но слышал я разное.

— Ну аэльи они везде аэльи, пусть даже и рыцари, — заметил я. — А что же Чёрный?

— Это кто такой? — вдруг удивился Януш.

— У вас храм его стоит в деревне.

— А-а, так он тоже ангел? Нет, извините, не слышал про такого. Но может быть кто-нибудь с более тёмной натурой может подсказать, например Марьяна Ивриц.

— Она не с тёмной натурой, она инвалид, — заметил я и Януш замолчал, смутившись. Я же продолжил: — Относитесь к ней с почтением, не провоцируйте по чём зря.

— А Вы… То есть ты добряк, Гарри, — заявил Януш. — Ещё рассказать может что-нибудь?

И он рассказывал мне о том, как вылупляются маленькие багушки, и как они растут и могут превратиться в багарн — беду для всей деревни. Как из молока багушек получается удивительное масло и изумительный сыр. Но если оставить сыр в тёплом и влажном месте, то он становится мохнатым и у него вырастают зубы.

И много ещё всякого интересного, а я не отказывался даже от известных мне фактов.

И вот настал день, когда боль отступила на столько, что я мог провалиться в сон. Но в сон я так и не провалился до конца, лишь в некоторое подобие тошнотворной дремоты. Я ослабил хватку сознания и мысли потекли рекой.

Раз за разом в сознании прокручивались сцены из увиденных мною предсказаний. Одно оставлено Чёрным про Ивана и оно сбылось, хоть я его и не видел и было много сомнений на этот счёт. Ещё одно от Сеамни: лицо Ворона, так близко, словно она собиралась его поцеловать, а после оно разлетается в кровавое месиво из костей, кожи, мяса и зубов; вылетают и лопаются глаза, дробятся кости, отваливается челюсть — быстрая, но болезненная смерть. И целый каскад от рыцаря в наэлектризованном плаще, застывшем в воздухе.

Природа и трупы Ника и Валькры. Колыхание сочной зелёной травы, запах хвои и крови, лёгкий ветерок, доносящий звуки птиц и тихий предсмертный стон. Там были ещё тела, я не видел, кто это был. Я видел Ника с отрезанной рукой от самой подмышки до ключицы, бледного, с открытыми безжизненными стеклянными глазами, смотрящими в безоблачное небо. И видел я Валькру с перекошенными губами, вывернутым наружу языком и срезанным наискось черепом, начиная левой частью макушки и заканчивая правым ухом.

Утро двадцать шестого дня (пятого дня прибывания в Аннуриене) знаменательно было тем, что я почувствовал, наконец, мышцы кишечника и мочевого пузыря и перестал гадить под себя.

Аэльи, вышедшие на построение, выглядели довольно свежими. Отсюда я не мог сказать, что они меня стеснялись или пугались, у меня не было глаз, чтобы увидеть их реакцию. С вопросами ко мне обращались как и раньше.

— Мы тут работали много, каждый день, натаскали много, нарезали много, — говорил Бумба — желтолицый человек с талантом к разделке всякой живности, судя по всему из какого-то племени времён кремниевых орудий. — Мы хотим выходной.

— Хотеть чего-то всегда здорово, — произнёс я многозначительно и замолчал, подогревая их нервы. — Держите свой выходной!

Ребята были довольны положением дел, они разбрелись кто куда с весёлыми разговорами и россказнями о планах. Ушли все, кроме троих: Димы, Вавойцы и Марьяны. Вся троица вдруг решила посетить скромное наше собрание.

— Чего снова хмурый? — бросил ему я охрипшим голосом.

— А ты чего всегда весёлый?

— Сегодня выходной, чем не повод, — ухмыльнулся я и в который раз порвал губу.

Дима наведывался к нам, но никогда со мной не разговаривал, кроме первого дня, когда он сходу впихнул мне своих ребят, а ребятам своим сказал, мол, так и так, делайте что хотите, но он не при делах, и показал почти зажившую ногу.

— Как ты узнал? — удивился Дима.

— Узнал что? Что у тебя тоже выходной? — вновь хохотнул я. — Да так просто совпало. Так что у тебя за дела ко мне?

— Да нет никаких дел, отстань! — буркнул Дима и собрался было уходить, но остановился. — Сегодня десятый день со дня отъезда живчика, чтоб у него… Дай Тираэль Йену Григо долгих лет жизни, — решил вместо ругательств перейти к благословениям Дима.

— Я не в курсе, если что, на что вы там договаривались.

— Да это жесть будет! — выкрикнул Дима в пустоту, напугав сидевшую на дереве птицу и выведя из состояния задумчивости Марьяну. — Это значить будет, что я становлюсь уполномоченным выполнять полноценно роль старосты.

Я пожал плечами. Живя во мраке противнее всего отсутствие зрительного контакта. Благодаря магическим потокам я видел ауру каждого в этой деревне. Видел даже приблизительно кто чем занимается: когда кто ест, спит, какает или трахается. Однако зрения это не заменяло, хотя люди по непонятным для них самих причинам не воспринимали меня в роли слепого инвалида.

— Ты не хочешь? Давай я буду, — бросил я невзначай так, чтоб можно было в случае чего расценить это за шутку и не портить отношения заранее.

— Как ты так спокойно можешь об этом говорить? — Дима нервничал. — А вы чего вдвоём увязались?

Последнее было направлено уже в сторону Марьяны и Вавойцы.

— Имею право, — раздражённо буркнула Марьяна. — И вообще я не с тобой, а к Гарри.

— А я спросить хотел, — прохрипел низушек. — Я разделывать зверьё умею, я как нож взял, вдруг вспомнил.

— Можешь идти к Бумбе, поспрашивай где он живёт. Он расскажет, что делать. Только у них сегодня у всех выходной, — быстро я разобрался с низушком, потом рукой указал на Марьяну. — С тобой потом поговорю. Так что, Дима, я знаю у вас тут свои порядки.

— Да, решения принимаются старостой. А он… Сказал что…

— Да, я в курсе, — понимающе кивнул я.

— Будут те, кому это не понравится, — словно лимон жуя произнёс Дима. — Луизы как минимум, может и остальным в совете эта идея покажется плохой. Я не очень хорошо разбираюсь в делах управления.

Бедняга, как же он страдает от чрезмерной ответственности! Его просто душить всё новое и неизвестное, а власть не прельщает, а угнетает. Хотя кого может прельщать власть в такой-то дыре?

— Я всё понимаю, — я вздохнул. — В общем если что зови меня, даже если мне нельзя будет на ваших междусобойчиках находиться. Один фиг меня никто не выгонит.

— Спасибо, — расцвёл он. — Честно, спасибо. Я хоть поддержку ощущаю.

Он постоял так ещё с дольку, а после пошёл прочь. Была б его воля, он бы отселился на хутор и растил там свой габук, или что он там собрался делать. И бахруна на цепь посадил, чтоб тот жрал всех, кто собирается его потревожить. Вот кого нужно в башню вместо принцессы.

Марьяна осталась стоять, и стоило Диме отдалиться, как она страстно зашептала:

— Я видела, как ты колдовал. Я пыталась почувствовать. Такая мощь не подчиняется никому, она любого раздавит. Ты точно человек? — она шептала быстро, подойдя критически близко, но касаться уже не смела. Пахла она смесью каких-то трав, очень пряно и душисто, даже дурманяще. Я её ни разу не видел, но был уверен, что эта деваха любому парню вскружит голову. Я же ещё у Седрика понял, что к простым человеческим радостям я довольно равнодушен, будь то крепкий сон, тёплая ванна, хорошая еда или страстный секс. Потому я даже не давал намёков.

— Я человек, такой же как и ты, может быть только более старый, нежели ты.

— Мне тоже далеко не сорок, и даже не шестьдесят. Я не помню сколько, но жизнь моя не была короткой. Да только больше зажжённых рук, пары молний или булыжника я всё равно ничего не могу. Ты умеешь трогать то, что никто не умеет, — звучало весьма двусмысленно. Я был уверен, что Марьяна этого и добивалась.