Страсти по Фоме. Книга 2 - Сергей Викторович Осипов
— Убить нас обоих?
— Тебя я могу взять в Ассоциацию, его — убью!
— К Пифии?
— Это решат…
Теперь засмеялся Фома.
— Значит, ты хочешь, если принять твою версию, меня спасти, а меня — убить? Вернее, одного меня подарить Пифии, другого — Косоглазой, в смысле косы? Какой чувствительный конец, Каппа! — восхитился он. — Нежный даже! Этакий дешифраторский бред! Литературный! Каппкианский, я бы даже сказал!
Прозвучал сигнал. Но и до этого, обменявшись красноречивыми взглядами, они стали словно чужими. Герольд объявил участников последнего поединка. В молчании. Поскольку объявил — широко известное.
— Так я не понял, ты согласен? — спросил Доктор.
— Лечь и отдаться? Да что ты, Доктор?.. — Фома смотрел на него с веселым изумлением. — Даже если твой бред правда, правда эта сейчас не на твоей стороне. Во-первых, я не хочу садиться на сковороду Пифии и не сяду! А во-вторых, ты не был за Последней Чертой, ты не выдержишь Милорда, я это знаю. Поэтому, уходи… прошу…
Трибуны нетерпеливо загудели. После секундного колебания Фома добавил:
— Сегодня ночью я был в Точке и я — знаю!
Он приводил последний аргумент, надеясь, что хоть это убедит Доктора. Но Доктор ему не поверил или не захотел, он только покачал головой:
— Жаль!.. — И пришпорил коня. — Тогда по полной программе!
— Жаль, — согласился Фома.
Трибуны ощетинились вниманием, десятки тысяч глаз следили за каждым их движением. По сигналу они бросились друг на друга. Первое столкновение было пробным, каждый из них, все-таки, надеялся на благоразумие другого и ждал его, как ждут чуда, то есть не веря, но — вдруг?.. Копья только чуть чиркнули по щитам; на трибунах раздался осуждающий свист.
Следующее столкновение было уже по-настоящему. Они ударили друг друга так, что кони встали на дыбы и стояли так несколько томительных мгновений, оглашая ржанием затихшую арену. Рыцари снова разошлись без потерь. При третьей попытке копья обоих лопнули и тысячи обломков разлетелись в разные стороны, а всадники невредимые проскакали дальше, не в силах обуздать разгоряченных лошадей. Накал борьбы возрастал…
С каждым столкновением арена оживала, она не могла оставаться равнодушной к тем страстям, что закипали на поле, к тем чудесам, что там демонстрировались. Сначала отдельные выкрики, потом аплодисменты и одобрительный шум, затем дружный рев сопровождал каждый новый удар противников.
Даже неискушенному зрителю теперь было ясно, что встретились два великих воина, скрывавшиеся до времени под масками шута и мелонхолика, и кто знает, может быть, один из них действительно достоин встретиться с самим Милордом и постараться удержаться в седле.
Они переломали столько копий, сколько не преломили хлебов за все время знакомства. И тогда Доктор выхватил меч, он заблистал весело и опасно даже при неярком солнце Ушура. Появился и Ирокез. Началась сеча. Удары следовали один за одним и скоро от щитов осталась щепа. Кони жалобно ржали, приседая от ударов, каждый из которых мог располовинить и быка.
Они оставили лошадей…
От искрометной карусели клинков, зрители порой не понимали, кто и как нанес удар и каким образом противник ушел от него. Все смешалось и сплелось в один яростный клубок со сверкающими молниями мечей, шлемов, поножей, словно все три богини судьбы стали вязать свои роковые кружева тысячью спиц одновременно. Так шут или мелонхолик? — не дышали трибуны.
Доктор знал, что он победит. Порядок бьет класс, никогда не сомневался он, хотя и в его классе сомнений ни у кого и никогда не возникало. Порядок же Доктора был абсолютен — мистер Безупречность! Он, конечно, пропускал удары, но всегда, как минимум, на один меньше, чем его соперник. Доктор знал свой класс и не сомневался в порядке, он только удивлялся стойкости Фомы.
После получаса битвы (иначе на трибунах схватку уже и не называли) напор и ярость противников нисколько не ослабли. Зрители увидели все: и молниеносные выпады, и кинжальные рипосты, и сокрушительные встречные удары, словно Гектор и Ахилл, восстав, увековечивали новый Иллион, новой гигантомахией! — завороженные, они стали детьми и все забыли, и уж конечно простили все обиды, которые сами и придумали. Они не заметили, как полюбили этих странных провинциалов, потому что так сражаться могли только полубоги (тьфу, тьфу, тьфу! — Милорд велик и нет бога, кроме Милорда и сам Милорд пророк его!).
— Сдавайся! — прохрипел всего лишь однажды Доктор. — Уже можно!..
Но Фома только хищно осклабился и… шлемы свалились от взаимного стального привета, коим они обменялись, и теперь катались под ногами, пачкая плюмажи в пыли…
Их остановили и заставили одеть головные уборы, и поединок продолжался. Стремительная комбинация: голова — грудь — голова — нога — грудь — голова, — показала Доктору, как много еще сил осталось у его противника и приятеля. Рипост!.. Доктор удвоил скорость своих ударов.
Зрители восторженно ревели, не переставая.
— Ну?! — словно вопрошали они, вместе с Доктором, но Фома стоял.
И это была фантастика!.. Два монстра, два чудовища, два демона разрушения наносили удары, каждый из которых был смерть, но сами наносящие были невредимы и неуязвимы, как бесплотные ангелы, как пламя огня, что лишь колышется и рвется от порывов ветра, но не гаснет.
Фома будто холодел с каждым ударом, будто погружался все дальше и дальше в мертвые глубины ночного путешествия и, одновременно, в буйную злую ярость поединка, и с каждым новым ударом чувствовал, как возрастает его мощь. Это было похоже на прикосновение к неведомому, но неиссякаемому источнику Силы.
И по мере «погружения», ему стало казаться, что удары Доктора стали «медленнее», понятнее. И вскоре он мог распознать их начало, а потом и саму идею их, даже мысль об ударе становилась известной ему до того, как она оформлялась в этот самый удар — до того,
