Ангел-стажёр (СИ) - Ирина Буря
— В чем состояла эта идея? — нетерпеливо прихлопнул ладонью по столу внештатник.
— Я хотел восстановить память своей подопечной, — коротко ответил я.
На сей раз молниеносные взгляды полетели от моих охранников к их предводителю. Они чуть на месте не пританцовывали, явно испрашивая разрешения перейти к активным действиям.
— Я понимаю, что это звучит самонадеянно, — снова заговорил я, чтобы задержать их, — но ни вернуть время вспять, ни официально призвать наблюдателей к ответу мне было не по силам. Оставалось лишь попытаться разрушить их замысел в рамках своей компетенции.
— И как Вам это удалось? — негромким, вкрадчивым тоном поинтересовался внештатник.
Вместо ответа я обмяк на стуле и отвел глаза в сторону, сложив мышцы лица в горькие складки вокруг рта.
— Никак, — глухо произнес я наконец. — Целители, как выяснилось, недаром такой славой пользуются. Моей подопечной больше нет.
Внештатник еще какое-то время практически ощупывал взглядом мое лицо, и, не произнеся больше ни слова, дал знак своим подручным увести меня. Выходя из комнаты, я мельком оглянулся — он уже встал и торопливо собирал свои записи.
В своих апартаментах я тут же рухнул на диван, уткнувшись в него лицом. Самая подходящая поза для только что признавшего свое поражение героя. И для срочного вызова…
Нет, не Татьяны — спохватившись, взял я себя в руки. Ей не то, что видеть — знать незачем о маске поверженного героя. Еще скажет, что та мне к лицу. Не говоря уже о маске болтливого предателя — лучше даже не представлять себе, что она на это скажет.
Отцы-архангелы продолжали шутить — в ушах у меня явственно зазвучал голос Татьяны. Я не стал прислушиваться — окончательно плюнув на осторожность, вызвал темного гения. Пусть лучше он булькает.
— Пронзил луч света мрак пучины, — не обманул он мои ожидания, — и заметались тени в ней…
— Отстань, — нетерпеливо отмахнулся я от него, — времени мало.
Выслушав мое предположение, что указанные тени могут опять Татьяну целителям на съедение отдать, темный гений скептически хмыкнул.
— Не думаю, — безапелляционно заявил он мне. — Если ее просканируют, то не только возврат памяти обнаружат, но и все, чему она здесь научилась. На такое ни одна рука не поднимется.
— Еще лучше! — похолодел я. — А если ее там и запрут навечно, для изучения уникального феномена?
— На такое я ни одной руке подняться не позволю, — спокойно возразил он мне.
— Я тебя прошу, — никак не разделил я его спокойствие, — пусть никакая рука вообще никак на нее подняться не сможет!
— Никто не в силах с небосвода украсть ярчайшую звезду, — глубокомысленно изрек темный гений.
На меня опять накатило искушение вызвать Татьяну. Ну да, и сообщить, что ей снова могут память вычистить? И что единственной преградой на пути к повторной экзекуции остался темный? И что для своего героя она действительно превратилась в ту самую недостижимую звезду?
Нет, нужно рассуждать логически. Темный гений не случайно такое прозвище носит — темный гений и физически нас со Стасом чуть не загонял — темный гений был на все готов ради совместной с ней работы — темный гений никому не даст лишить себя этой перспективы. Лишь бы он только не увлекся и меня в разряд «никому» не записал.
Я не заметил, как уснул, и всю ночь меня даже во сне болтало, как в бурном море. Между доводящим меня до исступления желанием услышать ее голос, ясным до бешенства осознанием своего бессилия, разъедающей мое самоуважение необходимостью надеяться на темного гения, слепящим до рези в глазах пониманием, что тот действует и всегда будет действовать исключительно в своих интересах…
Впервые в жизни любимая стихия чуть не накрыла меня с головой.
Выдернул меня из нее Стас.
Внештатники, как выяснилось, и на этот раз времени даром не теряли, но вместо массовых облав занялись точечной установкой силков и капканов — допросив всех моих соавторов на предмет совпадения их слов с моими.
Стас с Тошей разыграли блестящий дуэт. Они оба подтвердили мою настоятельную просьбу дополнить мои воспоминания своими собственными — и пошли дальше, перечеркнув все мои усилия вывести их из-под удара.
Стас подчеркнул, что изначально глубоко сомневался в успехе моей затеи и ничуть не удивился, когда из нее ничего таки не вышло. О чем и сказал мне — и сразу, и потом. После чего не терпящий никакой критики я перестал с ним общаться. В результате чего все тот же самоуверенный я не поставил его в известность о своих дальнейших планах в отношении воспоминаний. Вследствие чего шанс разоблачить подрывную деятельность отдельных представителей нашего сообщества, возомнивших себя выше закона, был утерян, вылившись в мелкое хулиганство.
Насколько я понял, именно в этом месте Стас разошелся не на шутку, и внештатникам мало не показалось. Он прямо повесил на них закулисную деятельность неподсудного отдела, обвинив их в пренебрежении своими должностными обязанностями. А возможно, зловеще добавил он, и в прямом сговоре с разрушителями светлого образа нашего сообщества, в природе коего сговора надлежит разобраться специально созданной комиссии.
Я раз за разом представлял себе эту сцену до самого вызова на следующий допрос.
Тоша изобразил из себя гейзер бурлящего энтузиазма. Он заявил, что сразу поддержал мое идею и безоговорочно верил в ее успех. При этом он давил на ответственность хранителя, которой я оказался ярчайшим примером. И переходящую все границы необъективность наблюдателей, которой я оказался стоической жертвой.
Провал моей идеи Тоша тоже уверенно объяснил кознями наблюдателей и твердо заявил, что мои последующие намерения разоблачить их всецело совпадают с общей тенденцией в нашем сообществе. Насколько я понял, внештатники выслушали лавину примеров углубляющегося интереса вышеупомянутого сообщества к ангельским потомкам — вопреки мнению наблюдателей о последних.
Под конец Тоша заявил, что никому не позволено пятнать светлый облик нашего сообщества коварством и мстительностью, присущими исключительно темным, и посему наблюдатели обречены на поражение в борьбе, которой я оказался несгибаемым героем.
Эту сцену я даже на мгновение не позволил себе представить, чтобы отцы-архангелы не уловили ее в моих мыслях и не организовали мне новые условия, в которых опять геройствовать придется.
Не избежал внимания внештатников и Киса. В разговоре с ним их интересовало, какими мотивами руководствовалась Марина, соглашаясь на написание воспоминаний, и почему
