Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— А просто выручать его… как твоя зовут, почтенный?..

— Дед Зимарь прозывают, — степенно представился старик.

— Просто выручать его, Колотун-бабай, — продолжил Керим. — Ты про вытаскивать говорить, моя про рыбалка сразу думать.

— Какая еще там рыбалка? — донесся недовольный голос из огня.

— Моя твоя рыбачить будет, — засмеялся дребезжащим смешком начальник патруля. — Батыры моя помогать, чужаки не мешать, шаман-ага цигель-цигель вытаскивать.

С этими словами Керим повернулся к терпеливо ожидающим окончания переговоров патрульным, почти невидимым во тьме исподтишка подкравшейся ночи, отцепил от седла своей лошади аркан и стал что-то мастерить, мурлыкая себе под нос на немудрящий мотив незамысловатую бесконечную песенку, состоящую, казалось, исключительно из двух слов: "турзы мои — мурзы мои, турзы мои — мурзы мои…".

Иван подошел к ним было с предложением помощи, но получил отказ и вернулся к друзьям.

Минут через десять Керим, улыбаясь во весь рот, повернулся к путешественникам и взмахнул связанными вместе в одну толстую надежную удочку четырьмя копьями. С конца ее свисал кусок веревки.

— Шаман-ага рыбачить будем, моя и Касим, — представил он другого отделившегося от отряда патрульного.

— Не достанет, — с сомнением покачал головой дед Зимарь, но Керим только махнул рукой и хитро прищурился:

— Не волнуй себя, Колотун-бабай, Керим-батыр достать шаман-ага на раз-два-три!

Кочевники вслед за своим командиром приблизились к огненной ловушке Агафона и стали с любопытством наблюдать за ходом подготовки спасательной операции.

Касим подвел свою лошадь почти вплотную к огню и заставил ее развернуться боком. Еще один патрульный взял ее под уздцы, чтобы той не пришло в голову прогуляться, если станет слишком жарко или слишком скучно. Керим и Касим тут же лихо вскочили ей на спину и выпрямились в полный рост. Получилась почти цирковая пирамида, которой верхний край огненной стены едва доходил до пояса.

Один из кочевников протянул им приспособление из копий и веревки, над которым поработал изобретательный Керим. Приспособление действительно было похоже на удочку, только вместо крючка на конце "лески" болталась петля.

— Эй, шаман-ага, — позвал с коня Керим, глядя на Агафона сверху вниз, и заговорщицки подмигнул. — Моя сейчас через огонь твоя копье протягивать, копье протягивать, копье протягивать, копье протягивать, на нем аркан висеть…

— Чего-чего?.. — не понял Агафон.

— Чего — чего? — недовольный тем, что его прервали, переспросил Керим.

— Почему четыре раза копье протягивать?

— А-а, вспомнил, четыре!.. Точно!.. Четыре копье моя твоя протягивать!

— А-а… — скрыл усмешку, уткнувшись в плечо, чародей.

— Так вот, моя говори, там петля есть. Ты петля себе на руки надевать и затянуть — без петля твоя себя не удержать. Как твоя готова будет — кричи, наша твоя дергать станем, как карась. Да цигель-цигель, а то копье сгорит, копье сгорит, копье сгорит…

— Четыре!

— Да, четыре копье сгорит, — кивнул Керим, — жарко тут, однако.

— Это что же я — со всего маху головой вперед на землю полечу? — недовольно скрестил руки на груди чародей.

— Не волнуй себя, шаман-ага, — подмигнул ему уже другим глазом начальник патруля. — Моя батыр твоя ловить на раз-два-три.

Батыры внизу согласно закивали, отошли на несколько шагов за лошадь Керима и вытянули руки, всем своим видом олицетворяя трехсекундную готовность предотвратить жесткую посадку многоуважаемого шамана-аги.

— А если не поймают? — капризно заупрямился Агафон, которому идея изобразить из себя какого-то толстого глупого карася по зрелому размышлению нравилась всё меньше. Сидеть в огненном кольце и ждать, пока оно погаснет — одно, а в мгновение ока закончить свои дни в холодной грязной степи со сломанной шеей — совсем другое.

— Слушай, дорогой, не нравится твоя — тут сиди, репка пой, пока твоя костер через сто лет протухнет, — не выдержал препирательств Керим и раздраженно притопнул ногой.

Лошадь махнула хвостом, но промолчала[65].

Сто лет?!..

Об этом волшебник не подумал.

— Ладно, ладно, — торопливо согласился узник собственной магии[66] и подал сигнал батырам. — Давайте сюда свою петлю…

Иванушка и дед Зимарь нерешительно шагнули в сторону кочевников, не зная, как предложить помощь, но те сами раздвинули свои ряды и замахали руками:

— Сюда ходи, чужаки, в середина вставай, шаман-ага ловить будем!

И они поспешили занять освободившиеся места и вытянуть руки, как это сделали батыры Керима.

Тем временем Агафон приготовился к полету, потому что из-за стены пламени донесся его несчастный голос:

— Тяните уж, чего там… Перед смертью не надышишься…

Джигиты на коне ухватились вдвоем покрепче за свое композитное удилище, Керим вскричал: "Эй, ухнуть, да?", и они дернули враз, что было силушки батырской.

Шаман-ага, взревев от страха и боли в выдергиваемых руках, ракетой пронесся над огненной стеной сквозь колышущийся от жара воздух, и врезался в поджидавшую его толпу, сминая и опрокидывая приготовившихся ловить его людей…

При ближайшем рассмотрении оказалось, что выдернутый из своего заточения маг приземлился не куда-нибудь, а прямо на поджидавших его появления царевича и деда Зимаря, и барахтались сейчас в грязи, оглушенные, потерявшие ориентацию в пространстве и пытающиеся разобраться, где чьи руки, ноги и, самое главное, головы, только наши трое искателей приключений.

Наконец, сортировка была произведена, верх-низ и право-лево найдены, дыхание восстановлено, и путешественники обнялись и захлопали друг друга по плечам, выражая бурную радость по поводу долгожданного воссоединения.

— Иван!..

— Агафон!..

— Дед!..

— Получилось!!!..

— Ай, да мы — молодцы!..

— Да это не мы молодцы, а Керим-батыр со своими солдатами, им спасибо говорить надо, это они все придумали, — улыбаясь во весь рот, Иванушка повернулся туда, где, по его мнению, должен был находиться виновник торжества — спаситель попавших в беду[67] волшебников — и угадал.

Умильно улыбаясь и ласково щурясь узкими глазками-щелочками, едва заметными в тени мохнатых рыжих шапок, прямо на них смотрели все десять кочевников.

Смотрели, прижавшись щеками к оперениям стрел, наложенных на натянутые тетивы луков.

Улыбка застыла на лице царевича, словно примороженная любимым заклинанием Агафона.

— Ай-вай, — закачал головой Керим, не опуская оружия, — какой любовь, какая дружба… Сердце тает на твоя смотреть, на душа весна цвести…