Марина Броницкая - Я не Поттер!

— Какое еще свидание?!

— Наше, утреннее, — просто и легко ответила женщина. — Мы встречались каждый день, он был таким милым, стеснительным, постоянно краснел, говорил много хорошего о тебе, мечтал о всяком. Рон пропустил его один раз — тогда.

Драко захотелось встать и размять ноги, но они его не слушались, а сердце стучало, как бешеное.

— Я бы знал.

— Ты — это ничего, ты ненавидел грязнокровок, но был хорошим другом. Гарри мог бы узнать… — протянула она задумчиво. — И я каждый раз немного затуманивала воспоминания, старалась, как могла. Боялась вашего приятеля до жути, как маленькая!

— Боялась? — шепотом переспросил мужчина.

Она кивнула.

— За завтраком он наговорил мне кучу гадостей, и я разобиделась, глупая. Дома уже поняла, он не мог сказать мне такого, он был добрым. Пусть не самым умным, но добрым. И глаза… — женщина обхватила руками голову и согнулась в три погибели, не справляясь с болью воспоминаний. — В них слезы стояли, честно. Раньше я думала, так свет падал, а потом поняла, свет ни при чем…

— Империо?

Опять короткий кивок опущенной головой.

— Почему раньше не сказала? После его смерти?

— Сомневалась…

— Зря.

— Да, зря. Помнишь выбор чемпионов? Вы с Роном после него сразу в подземелье ушли, а Гарри с Виктором в ту комнату, за помостом?

— Припоминаю.

— Там Гарри сознание потерял, и пяти минут не прошло. Болел, вроде бы… Профессор Снейп его в спальню отнес, не в лазарет. А знаешь, что Рон рассказал мне на следующее утро? Он рассказал, что просил тебя не дружить с Гарри. Думаю, он просто не хотел мне говорить правды, и речь шла несколько о другом, как стало понятно после того как вы… ну ты понимаешь.

— После возрождения Темного Лорда?

— Ну да, после него…

— И? — спросил Драко, успевший почувствовать себя идиотом уже раз пять. — Какой ты сделала вывод?

— Гарри был тогда в спальне и слышал слова Рона, тот ведь не умел тихо разговаривать, весь такой большой и громкий…

Поднявшись, мужчина подошел к женщине, пальцами приподнял её подбородок, и посмотрел в зареванное лицо той единственной, кто думала о смерти его друга не жалея себя, а жалея его. Она умела думать и пускай в своей голове, но искала виновного все эти годы. Для того, чтобы сделать простой и верный вывод, нужно пройти трудный путь слез и сомнений, и грифиндорка его прошла. Выстрадала свою правду и просто ждала, когда же ленивый аристократ Драко осмелится прийти за ней, сделает первый шаг. Не то чтобы истина была ему неизвестна, просто он боялся её точно так же, как Гермиона боялась Гарри.

Сам виноват, сам и отвечать будет, так ему на роду написано.

— Не думай больше, Гермиона, будь счастлива.

Шаги за спиной и тихое ругательство в адрес каких‑то уродов, явно тех, кто продал стоматологам непригодную для сырой погоды плитку, предшествовали громкому приветствию.

— Добрый день, мистер…

— Малфой.

Широкоплечий высокий мужчина, с густой бородой и смеющимися карими глазами протягивал ему могучую длань.

— Гости Гермионы — мои гости! — он широко и искренне улыбался.

— Это мой одноклассник, Томас.

— Очень приятно, — ответил Малфой, чуть не застонав от слишком крепкого рукопожатия. — Давно хотел с вами познакомиться.

— Зачем же на улице мерзнуть? Пациент после наркоза отдыхает, давайте кофе попьем, с кексами, как вам идея?

— Нет, простите, дела не ждут и…

— Герми, опять куришь?! — рявкнул мужчина. — Нет, вы это видели? — обратился он к Драко за поддержкой. — Упрямая, как… как…

— Томас!

— Ладно–ладно, дома скажу, как кто!

— Гермиона, до свидания, — он попрощался с ней навсегда и легко приобнял за плечи. — По ступенькам осторожно поднимайся, не время падать.

Мистер Палмер покраснел и принялся топтаться на месте, как большой пристыженный медведь.

— Да я это… завтра же прибью. Все руки не доходят, пациентов без записи столько, всем не откажешь… — бубнил он в свое оправдание, проникшись справедливым замечанием. — Обещаю, ничего с вашей одноклассницей не случится. Правда, дорогая? Не будешь без меня спускаться? То есть это… подыматься… нет… ходить. Хходить без меня не будешь, а?! — переспросил он грозно.

— Томас!

Женщина готова была лопнуть от стыда за простодушие своего мужа, которым ей следовало бы гордиться и дорожить. В жизни Драко такой простоты не хватало, и чтобы не сказать чего лишнего, в последние годы он всё больше предпочитал молчать. Разумеется, Гермионе еще предстояло объяснить супругу, откуда у неё одноклассник с сапфирами на пальцах и бриллиантами в часах, но его пожелание счастья оказалось лишним — она и так была счастлива…

Эпилог

В центре просторной комнаты на пятьдесят втором этаже высотного здания находилось всего два человека. Их окружала белоснежная мебель модного магловского дизайнера, квадратные стеклянные вазы невероятных размеров и огромные окна на всю стену, а там, за этими окнами, текла суетливая жизнь делового Лондона. Однако если где‑то жизнь кипела, то в этой комнате она медленно гасла. С каждой каплей крови, капающей с резной рукоятки ножа, пронзившего сердце одного из мужчин.

Открытые зеленые глаза раненого еще пытались уследить за нервным шагом своего убийцы, пытались запомнить его лицо, а губы — задать вопрос, но тот, кому он предназначался, отворачивался от старого бывшего друга, не хотел помнить его таким, истекающим кровью и с пеной у рта.

Оба хорошо понимали, что каждый из них заслужил то, что получил. Один заслужил быть убитым, второй — стать убийцей, убить без приказа и отомстить. Никто не злился, но одному не хватало сил уйти, у второго имелось слишком много сил, чтобы погибнуть. Часы на журнальном столике мигали ярко–синими цифрами, отсчитывая минуту за минутой. Жаркое обеденное солнце продолжало греть оконное стекло, и неприятный запах разогретых пластиковых рам смешивался с приторно сладким запахом крови.

Взмокшего от невыносимой духоты блондина в черной футболке тошнило, и от предательства, такого понятного даже тому, кого предали, и от запаха, и от белых голых стен. Однажды, будучи маленьким и несмышленым, он отправил в дом друга своего домовика, чтобы тот отговорил его ехать в школу. Поддался странному порыву, подсмотрев слезы матери, ради мужа лгавшей о своей приверженности Лорду всему миру. Задушив Добби, он перестал быть маленьким и стал взрослым, но то ощущение собственной мерзости, такое же, как и сейчас, уже никогда его не отпустит.

Больше ждать было нельзя — он будто бы сам погибал с каждым хрипом раненого, боялся дикого желания прилечь рядом и забыть свою жизнь, как страшный сон.

Встав на колени перед длинноволосым мужчиной, он приподнял его голову и положил её себе на колени. Принявшись раскачиваться, словно ребенка баюкая, он шепотом просил умирающего закрыть глаза, просил умереть и не пытаться задать вопрос, ведь он знает ответ. Поглаживая бледную кожу лба почти убитого, он хотел одного — уйти, и тот от кого блондин хотел сбежать, решил исполнить последнее желание своего друга, так мастерски выучившего преподнесенный им же урок.